Казус
Шрифт:
– Ты, Фросенька, поторопи муженька насчет трудоустройства Жибоедихи, а то некрасиво получается . . .
– Новак сложила губы бантиком.
– Пили и ели досыта, пора и долг отдавать!
– Ты же знаешь, что Парамонычев обещался помочь, когда Блинов умрет, ответила Фрося.
– А до той поры разговора быть не может.
– А Блинову, говорят, лучше стало, - подбоченясь, заявила Новак.
– Может, он и не умрет вовсе. Как тогда быть?
– Не знаю, - Фрося не понимала,
– Вот как ты нынче заговорила!
– ощерились Новак.
– Раз мы с Василисой Тихоновной тебе не нужны, ты на нас поплевываешь?
– Зачем ты так!
– обиделась Фрося.
– Затем, что мы потратили на ваше угощение восемьдесят семь рубликов, а авось задатку не дает! Либо устраивайте нас с Жибоедихой на химзавод, либо гоните деньги назад. Даю тебе неделю...
За ужином Фрося рассказала все мужу.
– Вот так казус!
– Парахнюк хохотал чуть ли не до упаду.
– Ну и жабы твои сослуживцы!. . Хорошо, что Афоня не успел ничего сделать, а то было бы неловко . . . Ну и ну!
– А как быть с деньгами?
– встревоженно спросила фрося.
– Никак!
– Парахнюк зашелся от смеха.
– Что с возу упало, то пропало! . . Ошиблись твои прохиндейки, и денежки приказали долго жить . . . Ты, Фросенька. за них не волнуйся, они не последние тратили. Ну и жабы! Жибоедова мне никогда не нравилась, а о Новак я, признаться, не думал, что она - махинаторша.
– Не хочу я быть им должной!
– Возвращать деньги смешно, надо их проучить. Мало того, я обязательно использую этот казус в следующем романе. Я задумал трилогию о военно-промышленном комплексе США. а американские главари - беспринципные карьеристы, для которых, чувствую, характерны аналогичные методы служебного продвижения.
– Кеш, там опять будет Максим Максимович Исаев?
– Ты. милая моя, забыла, что я превратил его в Ивана Ивановича Рамзаева.
– Может, не стоит тебе писать?
– без нажима спросила Фрося.
– Та низенькая из журнала ведь не зря ругала тебя за заимствование.
– Пошла она к чертовой матери!
– со злостью произнес Парахнюк.
– Собака лает, ветер носит . . . Не обращай внимания, Фросенька. мало ли кто что взболтнет. Ты слышала о том, что Шекспир не сам придумал "Отелло" или, скажем, "Ромео и Джульетту", а списал сюжеты у средневековых итальянских писателей?
– Не слыхала, - ответила озадаченная Фрося. Шекспира она уважала и такого за ним не знала.
– Между тем так оно и было. А если Шекспиру можно, так почему нельзя Парахнюку?
Парахнюк попил чайку и сел дописывать роман об Иране, а Фрося осталась на кухне, помыла посуду и призадумалась.
Фрося погляделась в тусклое зеркальце, висевшее над умывальником, и увидела в нем свое отражение. От носа к губам шли стрелками две морщины, а под глазами - синь и плетение - маленькие морщиночки крест-накрест. Волосы кое-где поседели, но издалека особо незаметно. Только глаза молодые - серые с желто-зелеными крапинками и глядят без зависти.
"Мне ли горе горевать?
– подумала Фрося.
– Вокруг ведь полным-полно тех, кому куда хуже. И не оттого, что мало доброго перепало, а потому, что меньше кусок достался, чем ихний рот открывался. Им. видно, нутро дни и ночи жжет, что не так нее сложилось, а по нам - лишь бы войны новой не было, а остальное как-нибудь выдюжим!"