Кемаль Ататюрк
Шрифт:
23 и 24 ноября 1919 года, когда проходили дискуссии в Сивасе, в тысячах километров от Сиваса — в Индии, в Дели, собралось более трехсот делегатов, среди которых был и Неру, на конференцию по проблемам халифата. Индийские мусульмане выражали серьезную озабоченность судьбой султана-халифа Стамбула: «Когда правительство приходит в упадок, как долго сохранятся его слава и влияние?.. Марокко пало, Персия тоже, теперь мы посмотрим, как долго будет сопротивляться Турция».
Конференция в Дели решает, что священная обязанность всех индийских мусульман — «отказаться от поддержки» английского правительства, если халифату угрожает несправедливый турецкий мирный договор. Вопреки мнению делегатов-коммерсантов конференция объявляет бойкот европейским товарам. Эту решимость делегатов поддержали также присутствующие наряду с мусульманами индусы. Конференция, впрочем, избрала президентом индуса, человека, чья слава начала только зарождаться, — Ганди… Для этих людей султан-халиф Стамбула — символ,
Впрочем, судьбой султана-халифа, уготованной ему союзниками, озабочены также в Северной Африке, Сирии, Египте и Ираке, и не меньше, чем в Индии. Эта преданность халифу явилась для Кемаля важным козырем. Публично его соратники используют фактор верности халифу очень осторожно. Но можно ли вообразить, чтобы Кемаль не оценил его и не стал им умело пользоваться? Кстати, англичане и французы убеждены в этом. Когда Кемаль протестует против оккупации Киликии и Измира, он косвенно угрожает союзникам губительными последствиями для «двух великих континентов». «Это явный намек на панисламистское движение, которое Кемаль и его сторонники угрожают спровоцировать в Азии и Африке», — отмечает Дефранс. Другие доказательства? По меньшей мере, трижды в ноябре 1919-го и марте 1920 года французы и англичане перехватывают корреспонденцию в духе воинствующего ислама. В письме, адресованном влиятельному чиновнику в регионе Алеппо, Кемаль сообщает: «Я переписывался с командующим арабской армией и, если позволит Всевышний, вскоре отправлюсь к моим братьям-сирийцам». Он подписывается как «командующий войсками, защищающими мусульманскую религию». Другое письмо — страстный призыв к священной войне и к «Священному союзу всех мусульман» — распространяется в Палестине; он подписывается как «представитель Великого воина за веру Кемаль-паша» и призывает мусульман создавать национальные партии, чтобы лучше подготовиться к восстанию.
Французы и англичане ни на секунду не сомневаются в подлинности этих посланий. Они даже уверены в том, что Кемаль начал настоящую панисламистскую политику и что он собрал в Сивасе в ноябре и декабре представителей Сирии, Месопотамии, Индии, курдов, арабов и азербайджанцев с целью создания подлинного Исламского союза. Что это — заблуждение, дезинформация или реальность? Кемаль хранит молчание по поводу этих событий. И когда Райан, мозговой центр английской комендатуры, изучает «менталитет национального движения» на основе публикаций журнала националистов «К Измиру» и отмечает участившиеся статьи, посвященные мусульманам Индии, сирийскому конгрессу, египтянам и персам, у него создается впечатление, что Кемаль стремится объединить всех мусульман вокруг халифа Стамбула. Напрасно.
Кемаль-паша никогда не был панисламистом в том смысле, в каком им был Абдул-Хамид. На открытии Великого национального собрания в Анкаре Кемаль в приватной беседе высказался по поводу панисламизма: «Мы не защищали панисламизм, который пугает иностранцев. Но мы нуждаемся в моральной и материальной поддержке мусульман. Кстати, исламские страны поддерживают нас». Таким образом, Кемаль — панисламист, так как он нуждался в помощи ходжей, которые, как он сам признался Февзи-паше, помогли ему выиграть выборы, или арабов. Мог ли он публично критиковать того, кто заявил, что «арабы Сирии, Египта, мусульмане Кавказа, Индии, Афганистана — все они объединились вокруг Кемаля, чтобы спасти ислам»? Что же касается развития национально-исламистского движения в Индии, Египте, Тунисе или Сирии, то даже если Кемаль не имел к этому отношения, могло только порадовать его, так как серьезно беспокоило англичан и французов. Прагматизм и трезвость взгляда всегда были присущи Кемалю.
После Октябрьской революции и окончания Первой мировой войны Восток, от Марокко до Китая, сотрясала лихорадка национализма, исламизма и большевизма [30] . Спецслужбы, а затем министерские канцелярии открывают новые имена — Ганди, генерала Реза Пехлеви и товарища Джугашвили, которого еще не называли Сталиным [31] . В этой великой битве Кемаль и Турция оказались на переднем фланге перед лицом традиционных колониальных держав. Его противостояние Стамбулу и союзникам не было продиктовано заурядными амбициями. С одной стороны, не нужно забывать о прошлом и традициях: султан, давая интервью Ассошиэйтед Пресс, приветствует введение «сухого закона» в США, подчеркивая, что речь идет о мерах, какие приняты «в течение веков» в мусульманских странах. В Анатолии уже ощущалось дыхание нового века. В анонимной статье в «Национальной воле», официальной газете националистов, под заголовком «Наш менталитет и противоречия в современную эпоху» автор [32] отмечает: «Сегодня среди наших интеллектуалов, имеющих то или иное влияние на судьбу нашей страны, нет ни одного, кто, если спасение и будущее страны поставлено на карту, не подумал бы прежде всего о необходимости модернизации и идее доказать ее неизбежность, основываясь на реформах и прогрессе в духе принципов, доминирующих в нашу эпоху». И автор добавляет: современный менталитет — это «способность основываться на принципах, созданных знаниями, наукой и общим прогрессом, и энергично двигаться к будущему, изменяя
30
В октябре 1919 года английский агент, внедренный в большевистскую ячейку в Стамбуле, встречается вместе с «двумя товарищами» с полковником Кязымом, командующим дивизией регулярной армии в Западной Анатолии. Они передают полковнику послание Совнаркома Российской Советской Федеративной Социалистической Республики: если «борцы за национальную независимость» признают священный характер «нашей окончательной и общей цели», а именно «победы всемирной революции во имя рабочего класса», то большевики готовы поставить оружие и деньги и обеспечить помощь «добровольцев». Ответ Кязыма был осторожным: ему симпатична программа большевиков, но он не хочет большевистской пропаганды в Анатолии. Турецкое население ничего не знает о большевистском движении, и союзники относятся к нему крайне враждебно: «Настоящее время — неподходящий момент для ссоры с Антантой, мы должны сейчас решать проблему с греками».
31
Автор ошибается: задолго до революции 1917 года псевдоним Сталина вытеснил его настоящую фамилию.
32
Турецкий историк Сина Акшин считает, что автором мог быть сам Кемаль.
Был ли Кемаль автором этих строк или нет, но он именно таким путем построил новую Турцию.
Глава тринадцатая
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
Узкий проход, открывающийся в хребтах Тавра на Кили-кию, получил название Киликийских ворот. Сама Киликия могла бы называться воротами: воротами Анатолии в арабскую Сирию, Анатолийского плоскогорья к морю. Этот регион богат речками, полезными ископаемыми, портами и людьми. Здесь широко развито земледелие, используются ирригация и механизация, а города Киликии — столица Адана, Таре и Мерсин — процветают.
В Киликии много арабов и армян. Тем не менее основная часть населения — турки, и, как пишет Дефранс, «Киликия — уже турецкая». Турки очень привязаны к Киликии, добавляет французский дипломат, но что делать с армянами? Каким образом не отдать их под суверенитет Турции?
С момента заключения перемирия французы открыто поддерживали армян как из гуманных соображений, так и преследуя собственный интерес. В начале ноября 1919 года они расширили свою зону оккупации до Мараша, Урфы и Антепа. Гуманность — хорошее основание, чтобы оправдать территориальный торг между Ллойд Джорджем и Клемансо. Территориальный выигрыш небольшой, а турки заставят французов дорого заплатить за эти дополнительные несколько сот квадратных километров.
Кемаль отреагировал резко. Французская оккупация — бесчеловечный акт, противоречащий справедливости и принципам Вильсона. «Вся нация едина в своей решимости идти до конца по этому пути, одновременно законному и возвышенному, — утверждает он перед тем, как высказать свою знаменитую угрозу: — Стоит опасаться, что подобное положение вещей не ограничится только несколькими странами, но распространится одновременно на двух континентах».
Каковы были силы национального сопротивления, которые, как утверждал Кемаль в 1927 году, он сформировал с осени 1918 года? Общество по защите прав слабо и нерешительно, и его трудно контролировать; регулярная армия отсутствует; черкесы лояльны Стамбулу; арабы мало заинтересованы в борьбе или даже враждебно настроены; ожесточенность армян впечатляет. Только в середине ноября намечается некоторая координация организации националистов, когда в Сивасе было принято решение отправить кого-нибудь, способного взять всё под контроль. Кемаль остановился на кандидатуре Асафа, бывшего адъютанта Нури-паши, брата Энвера, командовавшего турецкими войсками на Кавказе. Поначалу Асафа встретили в Сивасе без энтузиазма, Кемаль отнесся к нему даже с некоторым подозрением. Чтобы проверить лояльность вновь прибывшего, Кемаль потребовал его взять голой рукой горящую лампу. Асаф выполнил это, обжигая пальцы; он завоевал доверие Кемаля и тот решил дать ему новое имя. Отныне его называли Кылыч Али (Али-меч); он станет одним из доверенных лиц Кемаля.
Несмотря на усилия Кылыч Али, ситуация в Киликии оставалась сложной. Кемаль пытался найти решение. Можно было бы вообразить импульсивного Кемаля в приступах гнева и ощущении собственного бессилия. Но на самом деле он вел себя намного спокойнее: как и при Дарданеллах, Кемаль выслушивает своих ближайших советников — Рауфа, Сами, Рюстема, сам говорит немного, а его нервозность проявляется только в том, что он непрерывно курит любимые сигареты и перебирает четки. Трезво оценивая ситуацию, Кемаль принимает решение встретиться с Жоржем Пико, французским военным комендантом, только что завершившим миссию в Сирии. Сфорца, Хёрст, Роулинсон, Жорж Пико — список собеседников-врагов увеличивается. Жорж Пико — самый важный визитер, учитывая его высокий пост и угрожающее присутствие французских войск. Возможно, инициатором этой встречи стал Бекир Сами, бывший губернатором Бейрута в то время, когда там служил Жорж Пико. В своих воспоминаниях Кемаль ни словом, ни намеком не упоминает об этой встрече. Если бы Жорж Пико не вел дневника, неизданного до сих пор, то о встрече в Сивасе не было бы прямых свидетельств.