Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Вспоминай, – улыбнулась сида, все‑таки запахиваясь. – Кстати, нужно непременно ввести пуговицы. А то просто стыдно: развитое стекольное дело, развитое керамическое, дерева кругом полно, меди, бронзы и латуни – море, и дешевых, а одежду скрепляем тесемками, в лучшем случае – заколками. Первое долго, второе – неудобно. И еще: должен был прийти представитель народа. Ивор.
– А! Так за этим я тебя и побеспокоила. Он внизу. Я сказала Кейру, что нужна комната для переговоров. И сенатора нашего пригласила.
– Кого?
– Легата, который в городе остался. В Совете заседать и решать с королем
– Хорошо. Идем. И нужно послать за священником – раз уж речь пойдет о защите от потусторонних сил. Хорошо бы викарий был свободен… И вот еще что. Все хотела тебя спросить, как твоего отца звали?
– Зачем? – отказывать не ученическое дело, а вот спрашивать – вполне.
– Интересно.
– Иван. У тебя что, припадок?
Ну да, если читать имя «Ivan» по‑английски, будет один из многочисленных в литературе Айвенов. А по‑валлийски – именно Иван. А ведьма‑ученица, значит, Анна Ивановна. Очень ей идет.
Отец Адриан застал Дионисия, епископа Пемброукского, в нефе церкви, на месте, где еще утром стояло устройство для отбития поклонов. Епископ рассматривал оставленные брусьями следы на полу. Базилисса Августина, которую здесь приходилось именовать Немайн, после того как ей запретили поститься, решила усмирять плоть дозволенным ей способом. А поскольку уезжает – забрала инструмент. И – опередила, шустрая! Успела поговорить с преосвященным, после чего тот, как и всегда, впал в глубокое раздумье: на лбу нарисовалась лишняя горизонтальная морщинка, нос затупился… В руках крутит деревянный кружок размером с монету. В середине кружка – две дырки.
– Вот. Любуйся.
– Что это?
– Ты ее духовник, тебе лучше знать.
– А, это великолепная придумала? – Адриан с интересом посмотрел на маленькую штуковину. – И что оно делает? Надеюсь, не убивает?
– Спасает души, – тон Дионисия был преувеличенно ровным, – вот скажи: зачем мы тут вообще? Я три проповеди сказал против развратных и прельстительных нарядов. Никакого эффекта. Появляется Немайн, и что я вижу? На ней платье. То самое, неприличное. Только преобразованное в приличное. Вырез плотно застегнут – вот этим. Я глазами хлопаю, а она читает мне нотацию на тему: соотношение плотского и духовного в мирянке! Мол, если детей женщинам кормить в приличной одежде неудобно, так их можно хоть от церкви за разврат отлучить, ничего не изменится. Вот посмотри на этот кружок. Она называет его пуговицей. Скоро все прихожанки Кер‑Мирддина приобретут благопристойный вид, вне зависимости, кормят они детей грудью или нет. Да и вообще – удобная вещь. Фибуле, кажется, конец…
Епископ замолчал. Потом заговорил – тише, но…– Я, грешным делом, мечтал: мол, буду наставлять бывшую языческую богиню, приведу ко Христу последних заблудших на островах. Возможно, стану кардиналом… Теперь вижу – не только брат Марк со своими мелкими амбициями веселит Господа. Ты знаешь, что король ей подарил землю?
– Да. Все знают. Больше того… – замолчал остановленный жестом.
– Она собирается строить на ней город. Большой город. Не сразу. Понемногу. Но – вспомни, как ей эта
Адриан хмыкнул. Говори не говори – все видно. Ну, местным, конечно, уши свет застят, а все прочие давно уже поняли и играют в молчанку. И понятно, на что намекает Дионисий. Начало всякого великого города сопряжено с легендой.
– Вижу, ты понял. Увы, у меня есть обязанности перед паствой. Сам поехать не могу. А кроме тебя, никому другому я не доверю ни ее душу, ни душу нового города. Непременно и как можно чаще пиши мне – постараюсь помочь советами. И деньгами. Про последнее Немайн не говори, оберет до нитки. Только‑только ополовинила остатки моей казны. Правда, поклялась каменный храм поставить. Проследи.
– Да она набила эту казну, а не ополовинила! – выпалил Адриан. – С ее земель будет идти десятина!
Вот тут епископ удивился.– С города – возможно. Но когда он еще прибыль давать начнет… А кланы не уговоришь. Добрые люди, но на милостыню прижимисты.
– И я теперь знаю почему! Потому, что они верят, что их от нечистой силы короли защищают. Бесплатно. То есть в обмен на некоторые права и привилегии. Шесть недель военной службы, например. И дороги чинить, и болота осушать…
– Любопытно. Но переубедить их нелегко.
– Так‑то оно так… Только вот Немайн отказалась быть на своей земле королевой.
– Я полагал, ей выдали землю под застройку!
– Я тоже поначалу. Но, оказывается, у камбрийцев вообще нет земельной собственности – в том виде, в каком она существует в империи. Вся пахотная и пастбищная земля принадлежит кланам, и ее они перераспределяют внутри себя. А остальное принадлежит королю – при условии, что эту землю никто не распашет. После того какой клан распахал, того и земля.
– А пастбища? – поинтересовался епископ. – Их же можно таким способом захватывать очень быстро! Прогнал стадо, и земли твои.
– Нераспаханные земли принадлежат королю. Только нет их почти, разве свиней в лес за желудями выгоняют; так вот, право выгона свиней – это как раз право любого свободного человека. А все остальные земли, где скот пасется, на самом деле – пахотные. Очень, очень долгий пар. У них тут не пяти и даже не семипольная система. У них этих «полей» побольше двух десятков и три четверти – кормовые травы. И та земля, что нам кажется невозделанной, на деле – и боронована, и сеяна, и урожай с нее соберут. Правда, собирать будут овцы да коровы.
– Интересно. – Дионисий сложил руки на груди. – Камбрийцы с каждым днем все меньше напоминают мне варваров. Но вот упрямы они именно по‑варварски. Итак, если у них нет земельной собственности, так что же дарил король?
– Власть. Он уступил ей часть своего королевства. Навсегда и без подчинения. Она стала бы королевой, но быть ею не может. Из кастового предрассудка, как дочь трактирщика. Как видишь, при всем пиетете к хозяевам заезжих домов отношения к ремеслам здесь почти такие же, как и в империи: трактирщик – единственный человек, чье потомство в принципе не имеет права на высшую власть. Тем не менее она будет править маленьким государством – хотя и несколько странно…