Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Но ведь смогла! Пробилась к сиде, стала чем‑то другим. Новым. Может, потому, что никогда не видела себя только ведьмой? Всегда что‑то было: колесницы, охота, дела клана… Семья. Ее семья! Иногда кажется, судьба нарочно послала ей вдовство, к нынешним временам готовила. Чтоб отвыла, отгоревала – да нашла себе нынешнего… Чтоб и в семье была главной, и было, к чьему плечу прижаться после выездов к больным да к скотине. Согреться телом и душой. Без этого доброго тепла, не то чтобы послушного – нет, терпеливого и невозмутимого – кем бы она стала?
Анна шагала легко и уверенно. Ведьма ходить умеет – не всюду и не всегда проедешь верхом, а Первая в клане – это ведь не просто самая умелая. Это та, которая больше всех пользы клану сделала. И вреда его врагам, не без того…
Уже подходя к палатке, расслышала знакомый запах овсяных лепешек и жареного сыра. Очередь стряпать была за Эйрой. Которая, разумеется, давно изучила пристрастия сестры. Ведь нелюбовь к овсяной каше не обязательно означает неприятие и всех прочих блюд из овса: тот же половинный хлеб, из смеси овса с ячменем, сида ест и не морщится.
Эйры– Я младшую ученицу отпустил. Дай, думаю, старшую побалую… Мне, знаешь, за ученицами сид ухлестывать пока не доводилось. Интересно!
Анна хлопала глазами, разглядывая мужа, недолго. Потом уперла руки в боки.
– Ты чего тут вообще делаешь? Из двоих кормильцев у семьи одна в походе – больше чем достаточно! Ты подумал, что будет с детьми, если мы не вернемся?
– Думал, – хмыкнул тот. – Вот не поверишь – думал. И надумал, что старшенькие уже взрослые. Выживут и о младших позаботятся. Клан поможет. Опять же, если ты погибнешь на службе у Немайн, – та о семье позаботится. Обещала же дочерей в ученицы взять. А мне твою честь ронять неохота. Ты ведь ученица сиды, значит, числишься как копье рода Дэффида. А от Анны верх Иван кто пойдет? Никого не выставить – стыдно. А если обидел, нарушив уговор, можешь со мной развестись.
– Негодяй… – а сама обняла. Вот так, как и любила всегда – чуток сбоку. Чтоб не виснуть на шее, а вдоволь потереться о шершавую щеку. – Так я тебя и отпустила! Тебя ж, кажется, ученицы сид интересуют? Так куда ты от меня денешься!
Анна еще припомнила, кто ставил палатку. Кажется, Эйлет лично. Девчонка серьезная, можно доверять. И надеяться, что не рухнет. Оставалось высмотреть, в какой стороне постель. Любая. Все равно они одинаковые…
До возвращения Немайн оставалась целая стража. Дэффид окинул взглядом собравшихся за столом. Половина семьи. Уже завтра останется меньше. Эйлет с полусотней топоров уйдет вверх по течению – строить мост. Остальные разойдутся по работам – и он их увидит разве у котла. После, правда, будет день сравнительного отдыха. Предбоевой. Когда не нужно работать до упада, а вот мелких хлопот – море. Особенно у вождей. А они теперь все – вожди. Эйлет – острое лицо, сжатые в щель узкие губы. Мужская одежда. Ходит вразвалку – как всадник, а не моряк. Три сотни человек, полдюжины погостов, три больших волока – все ее. Самого Робина поймала за руку. Ни медяка не потеряла зря. Была бы парнем, Дэффид бы точно знал, на кого оставить большое дело. Не трактир, а новое: сенат, иноземную торговлю, плавильни и сукновальни. Впрочем, дочь нашла хорошее занятие сама. Волоки в верховьях – дело доходное. А если ухитриться связать не только реки, текущие на юг, так можно получить свое с торговли и войны не только в Камбрии. Жаль, в войске нет никого из Поуиса – горное королевство как раз контролирует верховья. А иной сынок многодетного принца или младшего короля мог бы и согласиться поменять наследный клочок земли на звание принцепса всего Дехейбарта да торговую империю. Эйра. Огромные – дома таких не было – глазищи горят азартом и интересом. Сквозь усталость, через настороженность, что не отпускает даже в семейном кругу. Коса одна – зато в нее вплетена не жалкая лучная стрела, а наконечник от дрына, каким стреляют «скорпиончики». Чтобы все видели – легат Эйра верх Дэффид поведет в битву все семь колесниц Диведа – по одной от клана да ее. О, разумеется, она будет слушать свою колесничую, Анну Ивановну, очень внимательно. Как младшая ученица, как добрая подруга. И как начинающая ведьма – опытную. Кейр весел и бодр. Звезд с неба как раньше не хватал, так и ныне ничего не изменилось. Но парень хороший. Не трус, верен, в делах не без хитринки. С трактиром управится, да только что теперь трактир. Главное – те парни, что встанут в первую шеренгу лучников, смотрят ему в рот и чуть не молятся на бравого командира. Командовать лучниками клана в его возрасте – честь большая, хоть и с червоточинкой – на эту должность никогда не назначают лучшего стрелка. Потому как стрелять ему и придется меньше всех. Впрочем, Кейр никогда не стремился быть самым первым. Он получал гораздо большее удовольствие, когда его признавали достойным в еще одном, новом, деле. Анна. Ученица – значит, тоже член семьи. Даже после, как срок учения выйдет, будет числиться в ближнем свойстве. Вот мужа ее пустили на семейные посиделки скорее от недоумения. Выгонять из шатра показалось неловко. Ну не случалось до сих пор в гильдейской и ведьминской практике семейных учениц! Вот и сидит – как это по‑латыни? – прецедент. Сам, кстати, понимает, вот и помалкивает. Жену разглядывает. Будто год не видел. Ну да, любит он ее… Дэффид представил, как вернется к Глэдис после похода с победой. Хорошо! И особенно хорошо – проскочить мимо торжеств, сразу домой. А эти вот и перед боем сподобились. Немайн. Вот уж сегодня точно не Немхэйн – Неметона, а Майни. Радость ушастая! Та, что принесла горькую, как мед с вересковых полей, славу Британии на голову новой семьи. Болтает взахлеб, развернула по уху на сестру и сама трещит сорокой. Ей‑то все нормально и привычно. Которая у нее битва впереди? Сотая? Тысячная? И все‑таки проскальзывает предбоевая тоска. В старательной радости, в ненапускном счастье свидания с родичами. Пусть епископ говорит про жизнь равно вечную – что для обычного человека, что для ушастой. Умирать страшно. Даже тому, кого скоро ждет старость и та же смерть. Кем же надо быть, чтобы раз за разом ставить бесконечную сидовскую жизнь на военный случай, на собственное мастерство, на мужество и умение товарищей? Как надо верить в новую семью,– Припас как раз ко встрече, – объявил как ни в чем не бывало. – То есть купил на ярмарке, на всякий случай, а тут и пригодилось. Хорошее вино, прошлогоднее. Более молодое до нас, увы, не добирается. Но и это еще не испортилось. Так что по чаше. Как раз половина выйдет. Вторую выпьем после битвы. Ну, за победу!
Нион сидела в личном шатре. Неподалеку веселилась семья богини, а ей достался котел с ячменным отваром, навощенная доска и стило. Одиночество? Что это для той, у кого каждый миг богиня в голове? А если наполнить кружку горячим ячменным варевом – так и совсем хорошо. Днем ждет работа, тяжелая и грязная, а ночами – тревожное ожидание саксонских соглядатаев. Потому вечер особенно ценен – как возможность спокойно поразмыслить. Не радоваться разливающемуся по телу теплу, мягкой подушке под ногами и некусачему пледу – выпросила ношеный у Эйры, новые все злые, – не перебирать в голове воспоминания, не подставлять на свое место богиню – или другого человека, – а именно мыслить. Трудная наука, и не все, кто учится этому с детства, могут достигнуть вершины. Да и зачем это всем для приземленных бытовых дел? А ей нужно. Потому как у Неметоны есть для Нион работа. Новая и интересная. Нет, богиня ее не бросит, если у глупой Луковки не получится. Но хочется все сделать. Хочется быть полезной. Не отдав голос, как обычно, а самой по себе. Для этого нужно учиться. Не на ведьму – Нион хихикнула, – совсем не на ведьму. Но на кого‑то очень похожего. Подобия‑то – ведьминская игрушка.
Ей же приходится делать и исследовать именно подобия, но не людей и вещей, а отношений. Запоминать и испытывать маленькие кирпичики, из которых состоят любые отношения. Которыми оказались не любовь и дружба, не ненависть и злоба, не жадность и щедрость. Всего лишь истина и ложь. Как только услышала – поняла: иначе и быть не может. Только истина и ложь правят миром. Да еще неизвестность, и маленькие штучки, превращающие одно подобие в иное: «и», «или», «не», «если». Ей, чтобы научиться быть не просто голосом, следует все это понять.
Но не утратить способности чувствовать, как раньше. Опасность такая есть, Немайн предупреждала. Потому, решив новую задачу, Нион Вахан заглядывает в место богини, спрашивает: все ли в порядке. И, решив очередную задачу логически, непременно проверяет ее чутьем. Иногда ответы не совпадают. Тогда она отставляет вопрос в сторону для богини. Чтоб спросить – нет ли ошибки в построении подобия.
«Нам нужно три дня». Принц Рис осторожно выглянул из‑за завала. Да, саксы теперь строй не разворачивают. В который раз. Остановили колонну, легковооруженные спешат к лесу. Вслед за ними – редкая цепочка бондов. Лес слева, справа болото. Там лучников не обойдешь. На дороге два завала, один за другим. В этом – новизна и хитрость. Первый никто не защищает. Почти никто: копье с флажком.
Зато за вторым – лучники. Плечо к плечу. Соваться в лоб на первый завал саксы отучены – два раза кровью умылись. На третий обошли через лес. Что означает: командир у них не гений, но и не дурак. Первую неудачу, когда его молодцы с копьями и топорами лезли через завал, чтобы сразу же получать стрелы – по очереди, да не прикрывшись как следует щитом, – за случайность не счел. В другой раз послал окольчуженную гвардию, которая осторожно и неторопливо растащила заграждение большими топорами. Выстроил штурмовой отряд, сложив из щитов «стену» – для того, чтобы подойти к совершенно пустому укреплению. Все получилось ладно, без потерь. Саксы свистели и улюлюкали вслед бриттским трусам.
У которых в головах засело одно: «Нам нужно три дня». Слова короля, но в них за широкими плечами Гулидиена прячутся уши хитрой сиды. Большая армия будет два дня копать и день восстанавливать силы перед битвой. Граф Окта… Как бы ни предупреждали сида и жена, что любой посол – змея, кусающая пригревшего на груди, сейчас полусакс скорей напоминал волка – с остатками своих людей и импровизированной кольчужной конницей ополчения ухитрялся и колодцы вычерпывать, и фланги прикрывать. И всякий раз, когда начинало тянуть жареным, появлялся, словно по волшебству.
Может, и верно колдовал. Мало того, что слова из него сыпались непонятные – с саксами в бою и не такое бывает, так граф еще и понимал половину того, что нес! Но дело делал хорошо: доброй колодезной воды вражинам не досталось. И если королевская гвардия да уэссексцы не ленились каждый вечер да каждое утро кипятить воду, а по выступлении – наливать ею фляги, если ополченцы‑бонды не брезговали сдабривать речную воду уксусом, а кипяток готовили позже только потому, что их котлы ехали в обозе, а не на плечах поочередно меняющихся гвардейцев – «дикие» переселенцы с континента, привыкшие к более суровому климату да целебной талой воде, преспокойно набирали фляги прямо из текущих поперек дороги рек, просто зайдя на несколько шагов выше брода. Обычно слегка политого кровью их товарищей – и их врагов. Принц Рис не сдал без боя ни одной переправы и на реках выиграл больше суток. Жаль, что позади их осталось мало, да маленькие.