Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Началось все с того, что нескольких раненых не донесли. Умирающих так и так пристраивали в сторонке – мэтр Амвросий, хирург с опытом, в первую очередь брался за тех, кого точно мог вытащить и кто точно не мог подождать. Кто полегче – доставались лекарям попроще, тяжелее – ждали, когда у мэтра появится возможность потратить время с риском потерять его впустую. Так что священники занимались ожидающими операции. Исповедовать и причастить следовало всех неходячих – в случае прорыва саксов они были обречены.
Однако, когда на носилках притащили очередное тело, еще теплое, но совершенно очевидно расставшееся с душой, отец Адриан не вытерпел.
– Я, преосвященный, под стрелы соваться не собираюсь, – успокоил встрепенувшегося епископа, – устроюсь за ближайшими к восточной
– Ступай, мой друг. Тем более на северной стене как раз гленцы стоят. Твоя паства. – Дионисий согласился легко, ибо не знал за своим заместителем ни склонности к лукавству с друзьями, ни ложного честолюбия. Только желание выполнить обязанности как можно лучше. А внутри города – опасность примерно равная…
Вот тут Адриан и насмотрелся на «резервы». Да что насмотрелся! Одного взгляда хватило, чтобы понять: случись что – побегут. Назад, не на стены. И смысла воодушевлять и ободрять тонкие унылые линии нет никакого. Не по силам. Как тогда, с холмом. Но это не означает, что не стоит и пытаться…
Тем более что поток раненых схлынул – из основной сечи их не выдернуть, а на стенах самые неуклюжие да невезучие свое уже получили. И все равно – здания бань не хватало, и госпиталь выплеснулся наружу, под заблаговременно приготовленные навесы. Другое дело, что не хватало и персонала. Старшая из аннонок трижды падала в обморок, а до того невозмутимо ассистировала при самых тяжелых операциях. Одна рана, пусть самая страшная, ее не пугала – а вот тысяча… Тристан похожее уже видел после набега викингов. Зрелище тяжелое, но рыцарю следует переносить самые страшные картины – ведь зло, которому должен противостоять рыцарь, не постесняется совершить любые преступления.
Знамя графа Окты скучало в резерве. В настоящем. Том, что начал просачиваться через новенькие, западные, ворота на бывшее болото. Первыми, конечно, прошли колесницы. И раз уж эти не завязли, значит, остальным ничего не грозит. Вслед двинулись конные лучники. А вот тяжелой, по камбрийским меркам, кавалерии следовало портить дорогу последней. Зато в бой идти вторыми, закрывая броней уязвимых, но быстрых рыцарей‑бриттов. Но не колесницы. «Скорпиончики» не умеют стрелять навесом. Что ж, возницы и стрелки укрыты за добротными щитами по бортам. Колесниц всего семь‑шесть по числу кланов, прежде соперничавших на гонках, теперь же готовых помериться славой в битве. И еще одна – богини. Эта и поведет. Как утром, когда пришлось двух лошадей отрезать, чтобы вернуться. Сестра богини – на нее чуть‑чуть похожа, хоть и не родная – тоже схлопотала стрелу. Теперь морщится и растирает больное место. Синяк! То ли кольчуга особенная, то ли она сама, но жало, сумев немного раздвинуть тонкое кольцо, разорвать не смогло. Как и прорезать толстый поддоспешник.
Вот чем хороша война в декабре – не жарко. Летом тоже приходится надевать под доспех стеганку толщиной в полтора пальца. Приходится терпеть – лучше вспотеть, чем погибнуть. Окта хмыкнул, покосившись на принца Риса. Который, чудом уцелев в паре стычек, признал, что для командира хорошая броня не роскошь и не трусость, простое средство выживания. Начальник – всегда первая мишень. Все понял, но продолжает хмуриться.
Как тут не хмуриться, когда старший брат кругом прав? И жена… Особенно противно сознавать, что ты опять сморозил глупость. Из детского упрямства, желания поступить наоборот. Взрослый, женатый человек, брат короля, самостоятельный правитель, магистр конницы, назначенный в обход братьев и сестер, за заслуги, повел себя наподобие сопливого мальчонки. Соображения не хватило догадаться, что если Гваллен и Гулидиен о чем‑то талдычат хором – так правы они, а не наивные понятия о приличествующем, вычитанные из древних поэм.
То‑то у его и Гулидиеновой семьи настроение поднялось, как увидели на командире кирасу. Поняли – из головы дурь вымело. Точно как сказал брат. Сам, кстати, не посчитал постыдным бегать, спину врагу показывать – пока – на учении. Собственно, если конным лучникам отойти – не позор,
Чего не знает принц Рис – брат в это самое время умным себя не считает. Зато радуется, что младшенький чему‑то научился, ибо, похоже, скоро ему придется стать королем Диведа. Что поделать, если старшего понесло в первый ряд копейщиков! Как восторженно кричала армия, когда король слез с коня и укрепил монаршей особой боевой порядок! Оно и понятно. Воины первого ряда перестали считать себя жертвами. Поскольку искренне полагали, что король пребывает в здравом уме и на верную смерть не пойдет. А риск – куда без него на войне? И раз становится в пеший строй – значит, ни удрать, бросив армию, ни оставить на растерзание именно первую шеренгу у него в мыслях нет. Еще, конечно, грела душу возможность отличиться на глазах верховной власти, а то и спасти короля. Отчасти этим и объяснялось едва не эпическое геройствование иных удальцов. Сам король никаких подвигов силы и ловкости не совершал – прикрывался щитом, слегка шевелил упертым в землю копьем, не позволяя перерубить древко, да иногда подавал голос, чтоб заглушить возможные слухи о гибели. Пока – преждевременные.
Прекращение обстрела саксов разом воодушевило – многие решили, что трусливые бритты бежали – и обеспокоило. Кое‑кто догадывался, что не все так просто. Отреагировали и те, и другие одинаково: усилили напор. Само собой, особенно отчаянно бросались на короля, тут их разреженный строй стал плотным. А попадали в зубы четверым – по числу сторон света и пятин Диведа – телохранителям, стоящим рядом и сзади. Гулидиену тоже довелось разок сделать меткий выпад в горло врагу, щит которого оказался пригвожден стрелой к соседнему. Один из телохранителей одобрительно крикнул, мол «король завалил вепря». Для него, по должности, правитель мыслился чем‑то мягким, малобоеспособным и нуждающимся в охране. Потому скромное, по общим меркам, достижение и заслужило громкую похвалу. В строю подхватили – воины смотрели на врагов перед собой, не по сторонам – и решили, что правитель наконец‑то совершил подвиг и достал некоего совершенно исключительного сакса, вождя или героя.
Оставалось только гадать, кого запишут на его счет в легендах. Оно и хорошо. Король Диведа и, без малого, Британии не может погибнуть просто так. А жить… Это зависит скорее от Дэффида и его чувства сообразного. Впрочем, у Хозяина заезжего дома и отца сиды чутье должно быть ого‑го! Но до чего тоскливо ждать… Наконец‑то принцепс решил, что лучники достаточно обустроились на повозках, и занялся копейщиками.
– Знамя – назад! Резерв – строй пила.
Сзади сразу стало свободнее. Знаменные отошли к повозкам. Пусть в бою третья линия почти не помогала, но в затылок ощутимо дохнуло холодом. Пусть рядом саксы не прорвутся, отходить – не стоять, где‑то да побегут. Те, кто будет отходить строем, шаг за шагом, не получат ли удар в спину? И редкая цепь резерва надолго не спасет.
– Общий отход! Держать строй!
В этот момент короля выдернули из строя – мощным рывком сзади. Лакуну в строю заполнил собой один из телохранителей.
– Без тебя войско побежит, – объяснил не оборачиваясь, – а без меня – обойдется…
Возразить нечего и некогда – король повернулся и побежал к повозкам и собственному знамени. Для того чтобы развернуться, зацепить щит за крюк на шее, перехватить копье обеими руками. Ждать неизбежного удара рядом с единственным телохранителем. У которого неплохие шансы вскоре оказаться последним. И только теперь заметил – Дэффид ап Ллиувеллин все так же неторопливо прохаживается между линиями.
– Де‑е‑ержи… – начал напоминание принцепс.
И вот тут рухнуло. Саксы пробили дорогу сквозь тонкую линию, которую больше некому было пополнить. Хлынули, как река через прохудившуюся дамбу – не остановить. Но хотя бы смягчить удар? Саксы рванулись вперед толпой. Двумя толпами.
Маленькое войско Глентуи, впитав в свои порядки остатки ирландцев, стоит, как утес на стремнине, и медленно, шаг за шагом подается назад. И саксам приходится тормозить, разворачиваться к нему, чтобы не получить копьем или билом в спину.