Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Дальше – добрые драки и игра в подземку по–очереди. Потери: рыцари еще на ногах, но двое оруженосцев остались залечивать раны в освобожденных от варваров заведениях. Liberar Caer Sidhi di barbari! Голос сзади:
– Леди Немайн, может, петь рано? Мы и кулаками управимся! А что несколько синяков получили, не беда.
– Не беда, – соглашается сида. – Но, пусть защита желудков наших граждан дело нужное, пора задуматься и о наполненности своих. Да и спать мне пора, солнце уже высоко. Гейс!
Вот и донжон отворили, на пороге что–то тараторит Луковка. Немайн вникать не стала. Разобраться можно и выспавшись. Теперь важней, чтобы Нион разослала по городу
– Отлично. Подробностей не нужно, я вам доверяю полностью, – зевок удалось подавить. А что спать сестре–сиде хочется, поймут по свисшим ушам. – Успехи как?
Девушки переглянулись. Ответили – хором:– Учусь…
Смеются. Уточняют:– Я у святой и вечной – греческому!
– Я у великолепной – фехтованию!
Смеются! А ей, Немайн, сейчас нужен кусок мяса – вот такущий! – и постель…
Будит, как всегда, Луковка. Светило еще высоко, но сон слетает, едва ладонь пробегает по изрезанной огамическими буквами дощечке.
– На порог подбросили, – сообщает, – девочки заметили кто. Следим…
В записке значится: верни клану деньги, которые Плант Инир потратил на пергамент и чернила для запрещенных тобой грамоток. Не согласишься – дороже выйдет. Все заезжие дома станут очень шумными и неспокойными местами. В тех, куда горцев пускают, будут драки меж посетителями. В тех, куда не пускают, Иниры перекроют входы и выходы. Горожанам станет негде столоваться!
Подписи нет. Кулаки сами сжимаются. А Нион улыбается: ‑ Глупые они, – говорит, – знают же: сида Немайн никому дани не платила и не будет. Права. И все–таки – что–то тут не так. Проскочил какой–то оттенок на лицах во время безответного вопроса… Немайн вздохнула.– Пошли за Анной и Эйрой. Сама приходи. И базилиссу Анастасию пригласи. Мне совет нужен. Может, я что–то неправильно поняла, не по–камбрийски. И… кто из рыцарских жен родом с холмов?
Кто лучше женщин умеет читать чувства по лицам? Немайн снова бежит – не давят к земле доспехи, и меча на поясе нет, вместо него в руке привычная тяжесть ивового посоха. И одета, как обычно – в любимое, дареное, зеленое. По пустякам все равно не стоит останавливать, но если дело не пустяк? Сида останавливается в ответ на окрик. Дергает ухом. ‑ Смотритель ветряка? Помню тебя. Слушаю, но недолго: тороплюсь. Значит, обычное нытье пожилого человека придется отложить пока в сторонку. Сказать– Хороший? А вот девушка идет – она плохая?
– Да я вообще этой девицы не знаю, леди сида.
Действительно, удивлен.– Зато она знает, что люди в такой же, как у тебя на плече, клетке заставили ее мать встать на два часа раньше и лечь на два часа позже, чтобы приготовить пищу ее отцу, братьям и ей с сестрой. А потом бегать по городу, разносить обед каждой из кровинок. Зато она как раз в суконной лавке первую половину дня работает! Вторую – учится. Твой клан ее обидел – тебе и отвечать.
– Но я–то хороший…
– Ты хороший. Так сними ленту. Все тебе продадут. Не хочешь? А ведь если твои горожане–соседи поссорятся с твоей горной родней, тебе придется выбирать. Если ты, конечно, их не помиришь.
– Но старшина…
– Я сказала. А старшина служит клану, не клан старшине. Или у верховских уже не так?
Перехватила посох поудобнее и побежала дальше. Смотритель ветряка глядел вслед, пока сида не завернула с прямой улицы на круговую, потом вздохнул. Потрогал пальцами ленту. Потеребил. И решительно зашагал в сторону рынка.
Новый день, заведение старое. Стены потрепаны, внутри из горожан лишь крепкий народ, что не опасается горских кулаков. Ни пледов, ни клановых лент: под булавками и фибулами цвета города – как на знамени баталии во время учений. Белый – цвет друидов и сиды. Небесный – цвет Богородицы. Купола над собором еще не поднялись, но будут как вечерняя синева. С золотыми звездами, не иначе!
Почему одели городские цвета? Никто не желает впутывать родной клан в возможную кровную месть. Да и не у каждого горожанина за спиной клан. У греков, например, пока нет.
Лица суровы, из кружек тянет горечью паленого ячменя. Если горцы обидят хоть кого… Если произнесут хоть какое поношение в адрес заведения или его хозяина… Увы. Иниры осмотрелись. Сникли – ненадолго. И ну свариться между собой! В воздухе такие речения повисли, что детей и девок – долой! А там и кулаки пошли в ход. Друг друга волтузят, но мебель трещит, и пол, того и гляди, подломится. В такой притон с семьей не заглянешь, да и спокойному ремесленнику обедать с оглядкой неловко. А придраться не к чему!
Но вот одна из трех дверей трактира распахивается. Да, из трех, не из пяти – так и заведение поменьше рангом, чем «Голова Грифона», в которой до зимнего похода хозяином был Дэффид ап Ллиувеллин. Отец сиды! На пороге – сама.
– Мяса мне, жареного, – Немайн говорит громче обычного, но вовсе не кричит. А слышно отлично. – Свининки, пожалуй.
– Окорок, леди сида? Долю героя?
– Нет. Мне еще не хватало тут всех изобидеть или, хуже того, поубивать… Давай ребрышки!
И вкусно, и сакрального смысла никакого. Впрочем, и доля героя вряд ли вызвала бы возражения. Никто не усомнился, что маленькая сида способна уложить хоть всех богатырей Британии. Считают великой и ужасной – это хорошо, и почти правда. Но считают и древней богиней. Не тобой. Раньше, когда главным было – выжить, в глаза не бросалось, слух не резало… Теперь против шерсти, или словно уши надрали как следует. И неприятно, и стыдно, и неловко как–то!