Кембрия. Трилогия
Шрифт:
– Что, так и назвал?
– Ага. А что? Янь было, Инь было. Ну и всякое звонкое: Цинь там, Цзинь. Мои парни как раз считают себя западным Инь, но на нынешнем китайском это знаете как говорится? Си–Ся! Это мне основывать сисю, да еще позднюю? Не дождутся. Будет Хрень. Умные люди, которые объяснят, что кроме двух элементов всегда есть третий, и он главней, найдутся… уже нашлись. Сказали, что им нравится вкус моего уксуса, и против русских букв ничего не имеют. Одно плохо: кисточкой писать! Эти кисточки для меня что спички… Да и тушь растирать… Сам тру – пачкаюсь, другие трут – засыхает раньше, чем слово допишу… Дай перо – покажу, пусть мне так же затачивают.
– На, – коротышка вручил
– С чернилами, – сказала Немайн, – помогу я. Вот!
Отцепила с пояса невыливашку. Пришлось объяснять, что это такое, потом – как делать чернила из узелков на дубовых листьях или гнилых желудей. А потом времени осталось мало, и гигант в небесном и серебряном протянул на необъятной ладони вещицу из оранжевой, как апельсин, яшмы.
– Тебе. Отдарок! Минь–я научили… У них все по понятиям – правильным, да. Та самая штука, что я в реке нашел!
Еле успела сесть на подушку – мир снова мигнул – и вот перед глазами аварский посол, для которого и мгновения не прошло. Только чернила и перо пришлось попросить новые. Пока же хранительница раздобывала письменные принадлежности, Баян подробно рассмотрел вещь, вдруг возникшую в руках у странной римлянки – из ничего!
Узнал, как не узнать. И рисунок запомнил. Настолько, что смог его набросать.
Увы, ни в составе посольства, ни даже на Дунае знатоков китайского цветочного письма не найдется. Придется рисунку проделать долгий, полный опасностей путь по северному отрогу Шелкового пути, чтобы в торговом городе на границе молодой империи Тан аварский купец задал вопрос местному каллиграфу.
– Что значит эта надпись? Одному из наших людей довелось ее увидеть на печати. У себя, на западе.
– Написано: «Великий западный князь». Кажется, у вас завелся хоть один вменяемый варвар… Только почему, если он столь мудр, что принял символ власти, достойный цивилизованного человека, он не склонился перед императором?
Всякому известно, что ответом на дань мелкого князька следует подарок, куда как превышающий ценностью варварское подношение.
– Не он, – скажет купец. – Она. В надписи же упомянута женщина?
Каллиграф объяснит, что женщина, осуществляющая правление, должна писать о себе как о мужчине, ибо это функция князя, не княгини. Потом будет расспрашивать, как выглядит правительница далекой страны. Когда же довольный гость уйдет, на лице ученого заиграет неверящее озарение человека, попавшего в сказку.
– Живет на острове посреди западного моря, в городе на горе, в башне из многих этажей, выше которой не бывает и в Поднебесной… Рыжая, и уши у нее звериные, значит, оборотень. Неужели кто–то из варваров удостоился чести видеть хотя бы оттиск печати самой Си Ванму? note 20
Note20
20
2
Кажется, еще вчера лучшая часть дружины растаяла вместе с парусом ушедшей к югу яхты – сегодня над городом ликующе захлебывается фанфара. Ясный звук не может выгнать с улиц висячую весеннюю морось, что обустроилась над городом с самого утра, дождь попросту перестают замечать. Любопытство гонит на улицу всякого, кто может бросить работу хоть на минуту. Толпа возникает мгновенно – и что за толпа! В Камбрии не любят тусклых цветов. В других городах мешает клетка – яркие вблизи, нити, сплетенные в клановый узор, издали сливаются в единый серо–буро–малиновый цвет, но Кер–Сиди завел иную моду. Кланам остались лишь пристегнутые к плащу ленты, зато остальное… Выставка цеха красильщиков, не иначе. И это на пользу городу! Пусть все видят – здесь на лен и шерсть не жалеют ни квасцов, ни красок. Даже таких, о которых за темный век, прошедший после гибели короля Артура, почти позабыли.
В одном наряде под широкими верхними рукавами – малиновый сафлор из Африки – скрывается стянутая рядом меленьких пуговиц местная синь, вайда. Рыжая марена – фризы уверяют, что ради красильщиков Кер–Сиди будут собирать в год два урожая – на плащ, яркая желтизна шафрана – из королевства вестготов – на тунику. Зелень встречается куда реже – желтый и так дорог, а тут его приходится
Увы кошелям – когда Немайн возвращалась с войны, ей по дороге зеленое платье подарили. Теперь любимое. У нее и у всей прекрасной половины Кер–Сиди. «Как у хранительницы» – достаточный повод потрепать мошну, мужнину или родительскую, а то и самой, вздохнув по–сидовски, отложить лишний милиарисий на обновку.
Вот и сида показалась. Выскочила из Башни, торопится встречать войско. За ней сестра. Немайн сдергивает с плеч пелерину, протягивает Эйре:
– Прикрой голову. Это я не простужусь…
– Нет! Сейчас я ригдамна и воин, а не просто твоя сестра и ученица… Мне что – сдавая командование ополчением, косы от дождя прятать?
В ответ лишь подергивание треугольного уха. Фанфары все ближе. Немайн улыбается. Мелодия знакома. Как ни прячься, в Камбрии песню в подземелье не удержишь. Вот и рыцарский марш появился словно сам собой, только до ноты схож с маршем Домбровского. Да и слова… Когда–то пришлось вмешаться. Сказать, что петь о живой, пусть и прижатой к западному морю стране «не погибла» – неправильно. Как разборчиво ни выводи слова, ветер и версты съедят отрицание, и над холмами пролетит – «Камбрия – погибла». О таком не только петь, и думать грешно, как о могиле Артура! Ярость некогда разбитого и разделенного, но не смирившегося с позором польского народа передается другому, тоже некогда преданному и проданному собственным правителем Вортигерном. Летит над улицами песнь мужества и отчаяния, нечаянно напоминает: могло быть хуже. И будет – если забудете доблесть, если сцепитесь в междоусобице, клановой или сословной. Явно не сказано, спрятано между строк и слов. Тем верней пронимает души. Жить Британии вовеки, Пока Туи льется! Пока воин за Отчизну И за веру бьется! Припев специально поправили: Веди, на помощь! Через море – корнцам! Под твоим началом Саксов разметаем! Немайн нахмурилась. С Уэссексом война, но так широко задачу своему воинству она не ставила… Если рыцари подняли восстание – это ошибка и преступление разом. Кер–Сиди еще не оправился от зимнего похода… Рад бы помочь, да нечем! А на словах врага уже добивают. Всем городом. Снова выйдем к белым скалам, Свидимся с волнами: Все, что отнял враг обманом, Мы вернем мечами! На мгновение показалась себе оперной героиней. Народ обернулся хором, брусчатка – сценой. Летят по улицам быстрые слова, и когда выучили? А в груди у сиды сердце… если греческое, почему сжимается? Почему хочется подхватить припев? Едва сдержалась, а тут и воины показались. Фанфары смолкли, утихла песня. Лошадей нет, значит, для отряда война закончилась: мирные люди входят в мирный город. Значит, задача выполнена. В Корнуолле сгорела древняя роща, почитаемая священной, в Кер–Сиди высажена другая. Все хорошо. Главное, чтобы без потерь! Взгляд торопливо обегает лица. Все на месте! Все целы? Не совсем. Вот у оруженосца рука в лубке зажата, вот рыцарь на каждом шаге морщится, а некстати распахнувшийся плащ открывает повязку. Но – кулак к виску. Нужно принять доклад…– Задача выполнена. Священной рощи в Тинтагеле больше нет. Раненых четверо, все легко, – опережает сэр Ллойд приказ о немедленной отправке раненых к врачу. И – уточняет. – Задача выполнена не нами, леди сида. У нас очень интересные вести. Очень!
Немайн кивает. Оглядывается на громкий чих за спиной. Дергает обоими ушами. Щурится, хотя небо пасмурно и в том нет никакой нужды.
– Благодарю за службу, добрые сэры. А теперь… В Жилой, верно, уже горяченькое громоздят. После стылого моря в самый раз! Заодно все расскажете подробно.