Кембрия. Трилогия
Шрифт:
Эта стала первой. И пусть враг был тот же, что в песнях, – старый и усталый, а не молодой и жадный. Какая разница? Диведцы затаили надежду, узнав, что холм супостата обложен осадой и не смеет огрызнуться. В этот самый момент и явилось посольство короля Пенды Мерсийского. Чужие воины, закаленные десятками битв, с уважением и трепетом рассказывали о громадных машинах, дрожащей земле и неприятеле, не смеющем высунуть нос из норы, – целом языческом боге. И явились они не с пустыми руками. Явились – склонить головы перед величием Диведа и просить
Вот тогда и выяснилось: Дэффид из клана Вилис‑Кэдманов – человек не менее важный, чем король. Он один имел право созвать совет кланов королевств Юго‑Западной Камбрии. А только этот совет давал право королям поднять ополчение для похода за границы. Это означало большие расходы, большую честь и еще большую власть – и все это разом свалилось на хозяина заезжего дома Дэхейбарта. А неосторожные языки болтали, что пусть король Гулидиен и молодец, но причиной внезапного предложения мерсийцев‑язычников стала младшая дочь Дэффида. Богиня войны. Которая сама по себе стоит армии.
Как зашел разговор о сестрах, те похвастались: мол, не у одной тебя теперь рабыня есть. У нас тоже.
– Это кто? – Клирик испугался. Он понимал, что в нынешнем Уэльсе нет крепостных да холопов не из высокоморальных соображений. Но искренне надеялся, что не послужит причиной возрождения позорного и вредного института рабства. – И Нарин не рабыня, а кормилица. Моего сына рабыня кормить не может.
Пусть хоть мода будет на свободных слуг. Статус. Мол, у тебя рабы – ты не крут. Задумались.
– В общем, на нас теперь речка Туи работает! Муку мелет, тесто месит. Даже стирает. Правда, плохо…
– Кузнец сказал, с мехами и лошади управляются, а стоит конный привод дешевле, так и пустил четырех по кругу вместо двух, – объяснил Дэффид. – И с углем у него все получилось… Но это сам пусть тебе рассказывает. А мне вот захотелось работника, которого кормить не нужно. Так что водяное колесо поставил я. А ты заработала подзатыльник. Почему не показала эту штуку мне, а понесла чужому человеку? Хорошему. Нужному. Но не нашего клана! Иди сюда, подставь головку…
Похоже, на радостях выпил пива лишку. Забыл об уговоре. Поссориться или поиграть? Думать сил уж нет, а надо. Другой родни в этом мире нет.
– Не надо мне подзатыльник. Я умной не вырасту…
– А ты еще не выросла? Вон дитем обзавелась.
– Ну раз я младше Сиан – не выросла. А с дитем – разное бывает.
Глэдис торопливо пошептала мужу на ухо. Напомнила – если Немайн не маленькая, тогда – великая. И не ее мужу богине подзатыльники давать. А еще вежливая. И держащаяся избранного места…
Тогда Дэффид принялся бурно хвалить зятя. Кейр действительно здорово отличился – изобрел первую стиральную машину. Ради жены. Потому как над жерновами да тестом – самый тяжелый труд – хозяйка с дочерьми сами не гнулись. На то работницы имелись. А вот обстирывать
Семейка явно собиралась засидеться допоздна, обсуждая политику да женихов. Эйлет вон на посла, графа Роксетерского, глаз положила. Однако Немайн объявила, что маленькому пора спать. А она не может пока отдельно. Ушла в свою комнату. Почти не поменявшуюся. Только вот колыбелька прибавилась. Уложила маленького. Проверила засов. Хитро посмотрела на сына.
– Ты хоть и Вовка, но камбриец, – объявила. – Одна беда – валлийских колыбельных я не знаю. Зато знаю одну шотландскую. Скрипки с оркестром у меня не найдется, извини. А вот волынщика научу, дай срок, и будет он тебе играть… А пока слушай так…
Утро – а ночью было пять или шесть детских тревог – Клирик начал, тоскливо следя, как Немайн целует спящего младенчика. Очень хотелось отвернуться от телячьих нежностей или зажмуриться. Увы. Со стороны‑то наверняка смотрелось мило и трогательно. В том числе и ручонки, тянущиеся к ушам…
– Хороши нашел игрушки – мамины ушки, – приторно пищала сида. – Ох ты и сорванец, не соскучусь я с тобой. Ну пошли кушать. Сегодня тебе без меня, а мне без тебя прожить как‑то надо полдня. Справимся? А справимся! Ты же вон какой нахал‑уходранец, так и я не хуже…
Потом – в церковь. По дороге косой дождь в морду, волосы хоть выжимай, на лице глухая тоска по дитятку мешается с радостью побыть хоть немного полностью собой. Знакомая форма тренажера. Непривычно потяжелевшее тело. Неужели растолстела за поход? Не может быть!
И снова и опять – владыка Дионисий. Никак, бедняга, не доберется до своей резиденции в Пемброуке – все дела, все политика. Ну и души прихожан. Особенно сиды.
– Дочь моя, я хотел бы поговорить об убитом тобой рыцаре.
– Фха? – удалось придать выдоху вопросительную интонацию.
– Тебе не совестно?
Клирик разогнулся. Поклоны давались очень тяжело. Немного отдышался, приводя в порядок мысли. Не отвечать же с бухты‑барахты. Прислушался к себе.
– Мне стыдно. Совесть не причем. Хотя… вру. Совесть и стыд. Да. Могла попытаться спасти – только попытаться! – не взялась. А сидеть и молиться воспитание не позволило. Опять вру! Да что со мной такое? Отчасти – гордыня, отчасти – жалость. Он правда мучился. И душой больше, чем телом. Ждать страшно.
– А жить страшно? – спросил епископ. – Вся наша жизнь – ожидание завершения. Уж к какому придем. Так почему ты сочла возможным оборвать последние минуты, которые Господь даровал этому человеку? Чтобы он успел подумать, сказать или даже сделать что‑то очень важное.