Кентавромахия
Шрифт:
Он лежал ничком у входа,
Точно рухнул на бегу.
Я с беднягой не был дружен.
Мой поклон ему не нужен.
Как сказать ему: прости?
Как связать теперь людские
Наши судьбы городские
И несчастье отвести?
11 сентября 1972
* * *
Котёнок с перебитой лапой
Орёт протяжно из кустов —
И я над этой жизнью слабой,
Стыдясь, расплакаться готов.
Пусть
Ловушка чувству, западня,
Но, право, горе человечье
Не больше трогает меня.
12 сентября 1972
* * *
Моя одержимость спасает и губит меня.
Питает решимость, не знает ни ночи, ни дня.
Но вот мне уступка: в чаду беспризорных недель
Я выжат, как губка, и брошен на сутки в постель.
В бреду полусонном обрывки видений слежу:
То пешим, то конным, то пьяным себя нахожу,
Сквозь дымку историй я женщину вижу во сне
В платочке, который хранить полагается мне.
Блаженная пытка! Пространство, как сливки, слито
В мой дом до избытка, со мной завернулось в пальто,
Я голову прячу, оно проникает в меня,
Я пойман и плачу, не помню ни ночи, ни дня...
Пусть всё повторится! Её упрекнуть не могу
За то, что творится в моём воспаленном мозгу,
За то, что бездарен и преувеличен мой век,
Косой, как татарин, воинственный, как печенег...
27 сентября 1972
* * *
Вот шахматные вынуты фигурки,
В плетёнке рейнское припасено...
Когда всё это было? В Петербурге
Или в Москве? Не знаю, всё равно...
Я вижу этот древний взгляд, косящий,
Мальчишеский, насмешливый пока,
И женский взгляд, холодный и скользящий,
С горбинкой нос, лиловые шелка...
Где эти двое? Там ли, где Борис
С Мариной?.. Зеленеет кипарис.
Весною соки новые выносит,
И если с облака посмотришь вниз,
Душа светлеет и судьбы не просит...
1972
* * *
Такую власть имеет гений
Над нашим будущим, что мы
По праву нищих поколений
Чужую жизнь берём взаймы.
Рука готова подчиниться
Стихийным навыкам его.
Но волшебству не научиться —
И нам прощают воровство.
И мне ни капли не обидно,
Что, окунаясь в эту власть,
Рискую утонуть, как видно,
И незамеченным пропасть.
1 октября 1972
* * *
Я твердил, что дурное прекрасно,
А
Мы с тобой расставались — напрасно,
Зря, как мне показалось тогда.
Ты же знала, как дурно дурное
И прекрасно прекрасное: ты
Оттого и рассталась со мною,
Что хотела во всем простоты.
9 октября 1972
* * *
Как таинственно имя твоё,
Человек незнакомый!
Так волнует чужое жильё
И далёкие громы.
Может, счастье — с тобою дружить.
Как прекрасна надежда!
Может быть, ты поэт. Может быть,
Ты пошляк и невежда.
Со знакомыми проще оно
И скучнее бывает:
Только имя произнесено —
От души отлегает.
26 октября 1972
* * *
Имя, отделяясь от меня,
Собирается, судьбу кляня,
Жить самостоятельно и розно.
Странно! Я себя не узнаю,
Сочиняю будущность свою
И уж не оглядываюсь: поздно.
Имя на журнальной полосе
Нежится во всей своей красе
И, по принципу обратной связи,
На меня желает повлиять,
И со мной не ладит, и сиять
Хочет, и не хочет восвояси.
1972
* * *
Случайная встреча роднит
Тебя и меня: что сказала
Ты, всё узелками связала,
И дерзость мою извинит.
Я вовсе не думаю сбыть
Ту память, которая смеет
Все помнить, но точно глупеет —
И дату мечтает забыть.
Забудем тот вечер, ту ночь,
То утро, тот день... не забудем,
Нет! Заново ленту раскрутим
Деталей, как было, точь-в-точь.
Бот сумочка , зеркало , плащ
На стуле, сапожки в прихожей
Под вешалкой... Случаи хороший
Нам выдался, день подходящ.
Сегодня тебе расскажу
Не то, что припомнить сумею,
А то, как от счастья глупею,
Когда в эту память вхожу.
16 декабря 1972
* * *
Где я видел это злое,
Это умное лицо?
Над суставом золотое
С плоским камешком кольцо.
Точно ль там, за временами,
Детством, дружбой, на бегу,
Что-то было между нами,
Что припомнить не могу?
Настороженность, одна из
Нянек памяти, спешит...
(Наш троллейбус, накреняясь
По Литейному бежит,