Кентерберийская сказочка

Блум Уильям

Забыли, и все тут. Взлетели в заоблачные выси и забылись в грезах. Зато забыть об их телах не мог я. Но кто я, собственно, такой? Или что? Его бедра? Или ее живот? Я вонзаюсь, или вонзаются в меня? Я вижу, как натягивается мышца на его бедре, как сокращаются ягодицы, как обхватывают его и тут же расходятся ее ноги, – от этого зрелища можно сойти с ума. И я свожу свои бедра, крепко сжимаю их. Я – это они, Тристрам и Дженни, но при этом я смотрю на них со стороны – неужели такое возможно? Задница моя елозит

по табурету, я смотрю, как они совокупляются, при этом я сам тараню Дженни, а Тристрам ввинчивается в меня. Мне подвластна любая высота, и сам я могу быть покоренной вершиной.

Она снова вскрикнула, и я ищу ее лицо, но оно скрыто затылком Тристрама, он разжал руку и поглаживает ее волосы и что-то шепчет, а ее руки уже не сражаются с воздухом, а надежно лежат на его плечах. Он перестает шептать. Его ноги расслабленно вытянулись на полу. Ее голова покоится на его плече. Тело его словно прошила спазма, и мои бедра сомкнулись еще теснее, все тело напружинилось, плечи сгорбились, руками я крепко обхватил себя за предплечья – сам себя. Раздался стон – это стонет целый мир. Или кто-то конкретно? Весь мир дергается в конвульсиях. Уж лучше было умереть.

Он недвижно лежал на ней, а она все пыталась втянуть его в себя. Нежно, мягко, он хотел высвободиться, но она удержала его, и он замер.

А я сидел в неудобной позе, скрючившись, все тело свело судорогой, при этом внизу весь вымок. Дал залп – и сам не заметил. Штаны хоть выжимай. Это что же – я кончил вместе с ними и сам не заметил? Может, я окончательно спятил? Или это просто на нервной почве? Может быть. Может быть. Вполне возможно. Вполне возможно. Может быть – вот все, что обо мне можно сказать. Я мог быть на вершине блаженства, но не сумел получить удовольствие даже таким путем.

Он осторожно вышел из нее, скатился и лег рядом, положил руку ей на живот. На бедрах поблескивал пот, волосы увлажнились. Дженни посмотрела вниз и погладила его опорожненный сосуд. Потом отвела руку – и оказалось, что она вымазана ее собственной кровью. Она оглядела ее изучающим взглядом – ничего, Дженни, не беспокойся, такое происходит с каждым. Нормальный ход. Все как полагается. Не надо дрожать от страха.

– Тристрам. Смотри. Кровь. Ты весь в крови. Из меня.

– Ничего страшного.

– Как ничего? Смотри. Ты и я – мы оба кровью заляпаны. И одеяло тоже.

– Ты не знаешь, в чем дело? Тебя в школе не учили?

– И что, что учили? Смотри.

– Вижу. Все вижу.

– И тебя это не волнует?

– Не очень. А что тут волноваться?

– С тобой уже такое было. Поэтому тебе все равно.

– Что?

– Ты с кем-то другим это уже делал.

– Нет. Неправда. Просто так и должно быть, чего же беспокоиться? Это ведь ты.

– Так с тобой раньше такого не было? Это твой первый раз? Да?

– Ну,

конечно, Дженни, конечно. – Он погладил ее по голове. – Тебе ведь не больно?

– Нет. А ты правда не расстроился? Ты весь в крови.

– Я весь в тебе. А в этом нет ничего плохого, так? Дженни не ответила, и он положил руку ей на живот.

Она вздрогнула.

– Ты что?

– Холодно.

Он натянул на них одеяло.

– Так лучше?

– Намного. Ты тоже в первый раз – я чувствую. И ты, и я. Ну, и как ты себя чувствуешь? Как-то по-другому?

– Сам не знаю. А ты?

– Вроде нет. – Она склонилась к нему и легонько укусила за ухо. – Нам совсем не так рассказывали. Но никто не заметит, да? С виду-то разницы никакой? У нас в школе одна девочка это сделала, и все сказали, что сразу заметили. Лично я ничего не заметила.

– Наверное, она сама кому-нибудь протрепалась.

– С чего ты взял?

– Они потому и заметили, что знали. Внешне-то никаких изменений нет.

– Да, наверное. Но почему всем остальным надо языками чесать? Их какое дело? Ну, в любом случае это наша тайна. Я никому не расскажу.

– Даже сестре?

– Ты же знаешь, что не расскажу. Не смогу. У нас не такие отношения.

– А она уже, как ты думаешь? – спросил Тристрам.

– Что? С мальчиком была?

– Да.

– Не знаю и знать не хочу. Меня это не касается. Если у нас с тобой это секрет, значит, у нее тоже.

– Все-таки она – твоя сестра.

– И что?

– Ты вполне можешь знать. Филип, к примеру, мне хвалился.

– Ну и зря. Наверняка все врал. Кто про это треплется, тот все выдумывает, а на самом деле ничего нет.

– С чего ты взяла?

– С того, что так и есть. Да ладно, нам-то что. – Она помолчала. – Я знаешь, что думаю, – сказала она, произнося врастяжку каждое слово. – Что мы с тобой жуть какие умные. Точно?

Тристрам внимательно посмотрел на нее, увидел, как глаза ее лучатся удовлетворением.

– Еще какие. Умнее не бывает.

И, захохотав, они накинулись друг на друга и покатились по стеганому одеялу, урча, повизгивая и причмокивая. Такие довольные. Такие счастливые.

– И это наша тайна.

– Да. Наша собственная.

А мое тело просто чинило надо мной казнь. Сидеть в этой позе я больше не мог, но, если встать, они почти наверняка меня услышат. Как быть? Медленно, дюйм за дюймом, я начал приподниматься с табурета. Если они меня услышат, я тут же умру… лучше умереть, чем уничтожить то, что создали они и чего не было у меня. Осторожно, бесшумно я пошел по саду к дому… но какое кошмарное пятно расплылось у меня на брюках! Влага напоминала о себе при каждом шаге. Как могло случиться, что я этого даже не почувствовал? Неужели слился с ними до такой степени?