Кероглу.Азербайджанский народный эпос.(перепечатано с издания 1940 года " Кёр-оглы")
Шрифт:
Оставим их спорить, а я расскажу вам о тогатском Хасан-паше. [88] И что бы вы думали, кем был этот Хасан-паша? Тем самым Хасан-пашой, по совету которого Гасан-хан из-за молодых жеребцов выколол глаза отцу Кероглу — Алы-киши.
Хасан-паша был правой рукой султана. В дни радости и торжеств восседал он за суфрой на самом почетном месте. В дни бедствий не отходил от его изголовья. Сам же паша понимал толк в ратном деле. Знал он великое множество военных хитростей. Хасан-паша выполнял не только то, что приказывал ему султан, но и впятеро больше того.
88
В
Хасан-паша тоже был на этом сборище. Когда загорелся спор, раздались крики, поднялся шум, послушал султан, послушал, — видит все орут, а никто не думает двинуться с войском на Кероглу, все его боятся, как говорится, хотят поймать змею чужими руками. Повернулся он к Хасан-паше и сказал:
— Хасан-паша, слово за тобой!
Встал Хасан-паша, пал ниц перед ним и сказал:
— Да продлит всевышний жизнь султана, веление его — веление аллаха. Ты изволил изречь правду. В самом деле, Кероглу очень уж обнаглел. Я до сих пор думал, что паши сами сумеют справиться с ним. Но раз дело сложилось иначе, распоряжайся мною. Я берусь покончить с Кероглу. И отца его ослепил я. Если будет угодно богу, под милостивой сенью султана мне удастся и самого его вздернуть на виселицу в Стамбуле. Но, да будет долговечна жизнь султана, у Кероглу везде есть уши, его люди пробираются в самые высокие собрания, подслушивают разговоры и сообщают ему все слышанное. Поэтому я выскажу тебе наедине, что намерен я предпринять.
Хотя все бывшие здесь и обиделись в душе на пашу, но из страха перед султаном не посмели возразить. Похвалив Хасан-пашу, султан отпустил остальных.
Когда же султан и Хасан-паша остались вдвоем, Хасан-паша начал:
— Да продлит аллах навеки жизнь султана! Сейчас Кероглу стал очень силен. Завлечь его обманом в сети не удастся. Мы должны с трех сторон двинуть на него войска, окружить кольцом и уничтожить со всеми его удальцами. А иначе, даже убив самого Кероглу, мы ничего не добьемся.
— Хасан-паша, — сказал султан, — даю тебе сорок дней сроку, если уничтожишь его, назову тебя своим сэдр-эзамом, если же нет, тогда…
Хасан-паша поднялся.
— Жизнь моя во власти моего повелителя! Если не сумею привести его к тебе со связанными руками, я сам предам себя смерти. Но только облеки меня властью над всеми пашами и военачальниками.
— Считай, что ты всевластен! Как хочешь, так и поступай!
Когда, склонясь ниц и поцеловав прах у ног султана, Хасан-паша хотел распрощаться, султан сказал:
— Этот злодей, сын злодея не дает ни одному каравану пройти сюда. Всех грабит. Ты должен собрать вооруженный караван и доставить сюда хоть немного товаров, а то по городу ходят слухи, будто султан бессилен против Кероглу.
Хасан-паша приложил руки к глазам и ответил:
— И это будет исполнено, мой султан.
После этого султан отпустил Хасан-пашу. А сам приказал написать всем пашам, что Хасан-паше передается власть над ними. Кто ослушается его приказаний, будет повешен.
Оставим гонца развозить султанский фирман, расскажем о Хасан-паше.
Вернувшись прямо в Тогат, он созвал всех известных
— Да будет вам известно! Мы решили с трех сторон двинуть войска на Кероглу. Мы должны сделать так, чтобы он не успел и глазом моргнуть. Теперь же я собрал вас сюда для того, чтобы вы сказали мне, кто сумеет взяться за это дело? Кто может стать во главе одной из ратей?
Собравшихся точно окатили водой. Все сидели с закрытыми ртами. Казалось, скорей заговорят камни и стены, чем кто-нибудь из них. Тогда Хасан-паша сказал:
— Одну рать поведу я сам, двигаясь посередине. Остальные же две пойдут одна справа, другая слева и будут отвлекать врага. Я им окажу всяческую помощь.
Все продолжали молчать. Тогда Хасан-паша приказал наполнить две чаши и принести. В каждую из них он бросил по крупному алмазу и сказал:
— Кто же осушит эту чашу, получит алмаз и возьмется за дело? Клянусь, подарю ему тогатское пашалыгство и выдам за него одну из своих девственных дочерей.
При этих словах поднялся один из молодых беков, сидевших во главе собрания. И что это был за человек? Это был Болу-бек из Эрзинджана.
Болу-бек-военачальник крепости Эрзинджан-слыл большим храбрецом. Давно уже был он влюблен в старшую дочь паши, Дунию-ханум. Но сколько ни подсылал он тайком людей, чтоб заручиться расположением девушки, та твердила одно: лучше ей видеть всегда перед собой собаку или волка, чем Болу-бека. Потому-то Болу-бек и не осмеливался засылать сватов к Хасан-паше. Знал он, что Хасан-паша любит своих дочерей, ни в чем не отказывает им. Не приходится им дважды просить его о чем-нибудь. Но коль скоро Хасан-паша во всеуслышание заявил с своем намерении, Болу-бек решил не упускать случая. Он поднялся с места, и Хасан-паша радостно воскликнул:
— Хвала Болу-беку! Я знал, что в конце концов пойдешь ты!
Болу-бек прошел вперед, взял из рук Хасан-паши чашу и сказал:
— Да будет долговечной жизнь паши! Ты знаешь, что я справлюсь с этим делом. Ставлю только одно условие.
— Скажи свое условие! Каково бы оно ни было, я принимаю его.
Болу-бек был большим хитрецом. Он, как говорится, мог околпачить самого сатану. Обвел он глазами всех собравшихся, потом повернулся к Хасан-паше и громко сказал:
— Паша, я знаю, что это фирман самого султана. Я верю твоему обещанию. Знаю, что не обманешь меня. Как ты поклялся, так оно и будет. Ты дашь мне тогатское пашалыгство и, сделав меня своим слугой, выдашь за меня свою дочь. И не об этом сейчас идет речь. Условие мое такое: ты дашь мне в помощь пехлеванов Хаджар Алы и Мехтер-Муртуза.
Хаджар Алы был самым могучим пехлеваном в Тогате. Не приходилось ему еще встречать никого, кто мог бы положить его на обе лопатки или противопоставить свой щит его мечу. Что касается Мехтер-Муртуза, то он ровно семь лет был конюхом Кероглу и хорошо знал Ченлибель.
— Сладки нам твои условия. На все согласен, — сказал Хасан-паша.
Тогда Болу-бек осушил чашу до дна. Положил алмаз в карман, вернулся и сел на свое место. Затем Хасан-паша поднял другую чашу.
— Теперь очередь за вторым!