Кейджера Гора
Шрифт:
– Мне жаль, Господин, - тут же пожалела я, что задержала женщину.
– Почему Ты её задержала? – поинтересовался он.
– Я хотела, чтобы она прочитала надпись, отправленную над моей головой, - призналась я.
– Почему же Ты не спросила об этом у меня?
– Я боялась, - честно сказала я. – Сами Вы не стали читать её мне. И я подумала, что возможно, Вы не хотели, чтобы я знала то, что там сказано.
– Значит, толком не зная можно это или нет, - заключил он, - Ты, тем не менее, попыталась, возможно, в обход моего желания,
– Да, Господин, - всхлипнула я.
– Простите меня, Господин!
– Тебя стоит выпороть, - сообщил он мне, отстёгивая смотанную петлями рабскую плеть со своего пояса.
– Я - свободная женщина! – взвизгнула я.
– У Тебя тело рабыни, - заметил он.
– И даже это не отменяет того, что я - свободная женщина, - сказала я.
– Возможно, Ты и правда - свободная женщина, - усмехнулся он. – Мне трудно представить рабыню, которая была бы настолько глупой.
– Не надо бить меня, - взмолилась я.
Я с непередаваемым облегчением наблюдала, как служащий вновь свернул ремни плети. Но моё облегчение оказалось временным и крайне недолгим. Он поднёс её прямо к моему лицу.
– Поцелуй и оближи это, - приказал он.
– Пожалуйста, - застонала я.
– Ты сделаешь это сейчас, или Ты сделаешь это после того, как будешь выпорота ей, но сделаешь всё равно, - предупредил мужчина.
Мне ничего не оставалось, кроме как покорно вытянуть голову вперед и, аккуратно, облизать и поцеловать его плеть. Кивнув, он пристегнул своё безжалостное, гибкое приспособление для наказаний обратно на свой пояс.
– Господин, - осмелилась позвать его я.
– Да.
– Почему Вы не сказали мне, что написано на табличке? – спросила я.
– Я показал её Тебе, - объяснил он. – Но мне не приходило в голову, что Ты не грамотная.
– Но я действительно не умею читать, - призналась я ему.
– Пожалуйста, скажите мне, что там написано!
– Не сейчас, милая Лита, - усмехнулся он.
– Не сейчас.
И он ушёл, оставив меня одну, прикованную к столбу посреди площади. От досады я топнула правой ногой, и сердито встряхнула цепями. Слезы затопили мои глаза. Я была унижена, как самая настоящая рабыня.
А день всё никак не кончался. Уже не только руки, но и всё моё тело нещадно ломило и болело.
Время от времени, то один мужчина, то другой останавливались посреди спешащей куда-то толпы, чтобы взглянуть на меня. Обычно я прятала глаза, но, даже в этом случае, мне казалось, что я ощущаю на себе их жадные взгляды, словно ощупывающие моё тело. Я не могла даже прикрыться руками, ибо меня приковали цепями, и выставили под их пристальные взгляды, как могли бы выставить любую другую голую рабыню.
Иногда они подходили к платформе вплотную, чтобы осмотреть меня более тщательно. Однако служащий Архона, запретил им касаться моего тела, проверять мои рефлексы рабыни. Точно так же я была не обязана реагировать на определенные виды команд, например, изображать «губы рабыни»,
– Она здесь не для торгов, - отрезал служащий Архона, одному нетерпеливому парню, особенно мной заинтересовавшемуся.
– Очень жаль, - явно огорчился тот.
– По крайней мере, не сейчас, - добавил чиновник.
– Значит, позже, возможно, - обрадовался парень.
– Не исключено, - согласился служащий.
Это случилось во второй половине дня, уже ближе к вечеру. Я, вдруг, напрягалась в ужасе от увиденного, и стремительно опустила голову, задрожав всем телом. Больше всего в тот момент, мне хотелось стать невидимой, спрятаться как можно дальше, но, конечно, цепи отлично справлялись со своей задачей. Я была выставлена на всеобщее обозрение, и совершенно беспомощна в держащих мои руки кверху кандалах.
Только бы он не увидел меня! Он, не должен, смотреть на меня! Я стараясь двигаться естественно, слегка изменила своё положение, как если бы просто разминала затёкшие в браслетах руки. А мое сердце в это время бешено колотилось как будто пыталось выскочить наружу, проломив рёбра.
Что он делает здесь?! Среди всех этих людей!
Конечно, он не заметил меня! Конечно, я его не заинтересовала! Он, не должен меня узнать!
– Разденьте этого мошенника, - властно скомандовала я, - повесьте ему на шею табличку с описанием его вины. Пусть пройдёт голым, под охраной копейщиков, до главных ворот Корцируса. Выкиньте его вон за стены, отныне ему не разрешено появляться в нашем городе!
Как бы я хотела оказаться бесконечно далеко отсюда. Но я стояла посреди площади, беспомощная, голая, прикованная цепью к столбу, выставленная на потеху публике.
Торговец из Корцируса выдвинул против него обвинения, касающиеся кубка, который был заявлен как серебряный. Однако в результате выяснилось, что тот был просто покрыт тонким слоем серебра. Предмет спора оказался лишь подделкой под работу мастеров Ара.
Конечно, он, должно быть уже прошёл мимо.
Был сделан обыск и у него изъяли два набора гирек, один с эталонным весом, а другой с ложным.
Теперь он, уже точно должен пройти. Он должен!
А ещё его обвинили, что он продавал покупателям волосы рабынь, выдавая их за волосы свободных женщин.
Я уже в безопасности. К этому времени он наверняка прошёл.
Как я была рада тому, что должна была приговорить его к такому унижению! Как рада я была видеть, как гвардейцы потащили его долой с моих глаз. Какое мне доставляло удовольствие видеть внушающую трепет силу мужчин, исполняющих мои приказы! А он был странствующим мелким торговцем подобострастным, мелким, мерзким мужичонкой с кривым торсом. Мне он показался невыразимо отвратительным, одним из самых отвратительных людей, которых я когда-либо видела.