Кибердемоны 2. Сонгоку
Шрифт:
– Поколдовали немного с генами, – махнул рукой профессор на невысказанный вопрос Мирона. – Приятно, когда цветение продолжается не четыре дня, а пару месяцев, правда? И пчёлам нравится…
Только сейчас Мирон услышал равномерное гудение. Будто за облаками шел грузовой стратоплан. Крепкие тельца патрулировали соцветия, как крошечные дроны. Пчёлы… Последний рой видели в природе пятнадцать лет назад.
– Тоже поколдовали с генами? – спросил Мирон, разглядывая мохнатых, полосато-корчиневых летунов. При виде насекомых его накрыл священный трепет.
– Пока
Трудились в парке не только пчёлы. Тут и там Мирон замечал согнутые спины, обтянутые коричневыми рубахами, и склоненные треугольные бамбуковые шляпы. Монахи – раз монастырь, значит должны быть и монахи, правильно? – занимались разнообразными делами. Кто-то граблями подправлял ровные чёрные борозды в саду камней, кто-то подметал опавшие лепестки, кто-то ковырялся в земле – рядом с небесной красоты прудиком располагались вполне прозаические грядки с кочанами зеленой еще капусты и накрытые плёнкой купола теплиц.
Откуда-то издалека ветер принёс кудахтанье кур и запахи птичьего двора.
– У нас тут всё своё, – махнул на теплицы профессор. – Петрушка там разная, огурчики-помидорчики… Пруды с карпами – люблю, знаешь ли, отведать жареной рыбки вечерком… Ты пробовал когда-нибудь жареного с корнями лотоса карпа?
– Не приходилось.
– Угощу. Сегодня же вечером и зажарим… Жаровня у меня старинная, каменная. Рыба получается – объеденье.
Говорил профессор, сладко жмурясь, как довольный жизнью кот.
– Вообще-то у меня мало времени, – робко напомнил Мирон.
Масштабы монастыря его потрясли. Считалось, самая большая ценность в Японии – это земля. Громадными зданиями-ульями были застроены даже крошечные рукотворные островки в Токийском заливе. А здесь гектары площади использовались под огород. Если посчитать налоги, каждый монах должен быть миллионером.
– Что время? – пожал плечами профессор. – Волны на песке… Впрочем ты прав. Рыбу отложим до лучших времен. А сейчас не желаешь ли выпить чашечку хорошего кофе?
– Убейте, если я когда-нибудь откажусь. Потому что это буду уже не я.
Сам монастырь – деревянное здание пятнадцатого века, с галереями, крытыми переходами и выгнутыми крышами над множеством башенок, был окружен современными коттеджами в европейском стиле, с громадными раздвижными окнами, открытыми верандами и небольшими бассейнами с пронзительно-синей водой.
Профессор жил в одном из таких коттеджей.
– Основной дом содержится как музей, – пояснял он, ведя Мирона по тропинке из белоснежного песка. – Всякие там старинные мечи, шелковые кимоно ручной работы и ширмы из рисовой бумаги, расписанные самим Кавагучи.
– Но посторонних вы сюда не пускаете?
– Ага. Правда, здорово? Эту землю, еще во времена Реставрации, подарил моему прапрадеду новоиспеченный император Мэйдзи, за особые,
– А как же налоги?
– Я запатентовал официально пару-тройку изобретений. Вот с них деньги на оплату и идут.
– Значит, всё здесь принадлежит вам?
– Можно сказать и так, – удовлетворённо захихикал старик. Зубы у него были ровные, белые и на вид – совершенно искусственные. – Но так уж заведено: всё кому-то должно принадлежать, – а потом нахмурился. – Если б не упрямство твоего отца – вы с братом росли бы здесь.
– Вы знаете, что его убили?
– Я приезжал тогда, чтобы лично уговорить его перебраться в Японию. Его исследования приближались к концу и в Москве оставаться было опасно. Но он не послушался.
– И умер, – кивнул Мирон. – А наша с братом жизнь покатилась ко всем чертям. Пришлось переехать в вонючую халупу, мать начала пить, завела любовника… – Вы знаете, кто это сделал?
– Нет, к сожалению, не знаю, – покачал головой профессор. – Меня не пустили даже на похороны…
– Я хочу во всём разобраться, – сказал Мирон. – Слышите? Я найду того, кто его убил.
Профессор только печально кивнул.
Мирон смотрел, как падают бело-розовые лепестки, и вспоминал совсем другую метель, сквозь которую падала его любимая девушка…
– После его смерти вы продолжили исследования? – спросил он.
– Да как тебе сказать… – старик пожал плечами и остановился на веранде, перед входом в коттедж. Ветер тронул вереницу стеклянных шаров-колокольчиков, раздался нежный мелодичный звон. – Основным разработчиком той идеи был твой отец, я просто помогал ему с некоторыми вычислениями… Так что нет, ту идею я развивать не стал – отвлёкся на другие дела. Ну проходи, гостем будешь, – он распахнул дверь.
Коттедж профессора состоял из большой гостиной, нескольких комнат – во всяком случае, дверей Мирон насчитал штук пять, а так же большой кухни с низким деревянным столом, сделанным из круглого спила дерева, и множеством шкафчиков.
– Люблю, знаешь ли, готовить, – комментировал старик, включая газовую – неслыханная древность! – плиту и выставляя на конфорку металлический сосуд с узким горлом и длинной ручкой.
– Мелета, – позвал Мирон. Он только что спохватился: не слышал голоса в голове с тех пор, как оказался за стенами монастыря.
Программа не ответила.
Наверное, они экранируют сигналы… – подумал Мирон и успокоился. Даже приятно некоторое время побыть наедине с собственными мыслями.
Кофе был наконец-то хорошим. Слишком густым и крепким на вкус Мирона, но настоящим, а не той бурдой из жженой яичной скорлупы, что продавали на улицах Токио.
– У нас в Японии принято пить чай, – будто подслушал его мысли профессор. – Сенча, Банча, Ходзича… А вот кофе варить не умеют, – он поджал губы, словно считал неумение варить кофе самым большим недостатком цивилизации.