Кибердемоны. Призрак
Шрифт:
– Так он не один такой?
Впрочем, на последний вопрос у Мирона был ответ: теперь он не сомневался, что в квартире Платона столкнулся именно с Призраком. Там он пропал очень быстро, как отсвет уличных фар на стене, поэтому не произвёл столь неизгладимого впечатления.
– Ты сказала, я обязательно должен его увидеть, - вспомнил Мирон.
– Зачем?
– Иначе ты не поверишь. Тому, что скажет Уммон.
– Стой, - он схватил девушку за локоть.
– Так мы специально шараёбились по этим ебучим катакомбам, чтобы наткнуться на Призрака?
–
– Но... Мы ведь могли так его и не встретить! И что тогда?
– Платон сказал привести тебя сюда. Я привела. Ты увидел.
– А он-то откуда знал, что этот Призрак здесь будет?
Девушка пару секунд смотрела на него, затем колечки на её лице звякнули.
– Идём, - Мелета развернулась и пошла по шпалам.
– Уммон ждет.
– Те крысы...
– через несколько минут сказал Мирон.
– Они бежали от Призрака, так ведь? Чем-то он их напугал, или ещё что... И ты об этом знала. Знала, и всё равно спрыгнула на шпалы.
Она вновь посмотрела таким специальным взглядом... типа: ну не идиот ли? Конечно же, я всё знала. Иначе зачем всё это?
Сучка крашеная, - ругнулся про себя Мирон.
– Могла бы хоть предупредить...
Следующая станция отличалась от всех, пройденных ранее. Еще в туннеле стал различим тусклый желтый свет и Мелета погасила фонарик. Затем пахнуло теплом, людскими запахами - не сказать, чтоб очень приятными.
Вездесущий запах мочи, немытого тела, старых тряпок, не пойми какой еды... Но Мирону всё равно стало легче. Свет и люди означали конец их путешествия. Напоминали о том, что на свете есть не только бесконечные, тёмные, как жопа негра, катакомбы. А от них Мирон устал так, словно шел не несколько часов, а лет сто, по меньшей мере.
Когда они вспрыгнули на платформу и пошли вдоль края, никто на них даже не посмотрел. Люди просто лежали на сложенных картонных коробках, на карематах, некоторые - в спальниках из пенорола, другие - укрыты до подбородка электроодеялами.
– Господи, - пробормотал Мирон, заметив у одного из людей, заросшего диким волосом типа, свисающие из ушей пиявки Плюсов.
– Они что, все в Нирване?
– Да, - коротко ответила девушка.
Лицо Мелеты сделалось замкнутым, напряженным. Она будто закрылась внутри себя, сжалась и захлопнула дверку. Даже колечки больше не подрагивали.
Станция была длинная, дальний конец её терялся во тьме, и на сколько хватало глаз, весь пол был занят телами. Почти у каждого - стойка с прозрачными пакетами, трубки скрываются под одеялами и в них что-то беспрерывно капает.
Мирона начала бить крупная дрожь. Сколько же здесь человек? Тысяча? Две? Вспомнилась фотография, виденная недавно в Плюсе. Сделанная в стиле прошлого столетия, двумерная, монохромная. Там тоже были тела. Измождённые, почти без плоти. Рядами на земле, укрытые серыми одеялами... Эпидемия Эбола в Африке.
– Пришли, - неожиданно сказала Мелета.
Мирон остановился. В центре станции, вдоль стены, кто-то поставил большие коробки - от холодильников или еще какой громоздкой техники. Они лежали на боку, как морские
Посреди бескрайнего поля тел они походили на небоскрёбы.
– Залезай, - приказала Мелета, кивая на крайнюю коробку. В щели из-за одеяла пробивался желтый свет и выходили клубы не-то пара, не-то дыма.
– Нифига, - он что есть силы затряс головой. От одной мысли лезть в это провонявшее логово...
– Тут наверняка заразы полно, столбняка, например. Или туберкулёзной палочки...
– Лезь, - шепотом прикрикнула Мелета.
– Зря, что ли, я тащила тебя сюда?
– А я тебя не просил, - разозлился Мирон.
– Ты обещала вывести меня на поверхность, а не в этот... морг.
– Но ты должен. Платон сказал...
– Опять Платон! Ты же его никогда не видела, откуда ты можешь знать, что он сказал, а что - нет?
– Он говорит с Уммоном. А Уммон передаёт нам. Ну давай, что тебе стоит?
– в голосе её прорезались просительные нотки.
– Это не займёт много времени... И там чисто. Честное слово.
– Ладно, - он давно понял, что сдался. Никогда не умел спорить с женщинами...
– А ты что будешь делать?
– Ничего, - серебряные колечки в брови удивлённо дрогнули.
– Просто подожду.
Одна мысль, что Мелета может куда-нибудь уйти, пока он будет находиться в коробке, чуть не заставила Мирона отказаться. Нужно этому Уммону - пусть сам выходит и говорит.
Кивнув девушке, он опустился на колени и пополз внутрь. Вперед, в кроличью нору...
– пронеслось в голове полузабытое воспоминание из детства. Помниться, Платону очень нравилась эта книжка.
Внутри, вопреки ожиданиям, было даже уютно. Под потолком - стенкой картонной коробки - горела лампочка, обернутая самодельным абажуром. Звёздочки, вырезанные в тонкой рисовой бумаге, создавали неуловимый эффект праздника. Волшебства. К тому же, пахло внутри приятно, ванилью и корицей.
Рождественский пирог, - всплыло еще одно воспоминание. Отец не любил рождества. Говорил, что справлять бессмысленный ритуал, когда сути праздника уже никто и не помнит - пустая трата времени. Но мама всегда пекла пироги на седьмое января. Говорила, что холодным январским утром нет ничего лучше кусочка сладкого пирога с чашкой какао...
Устроено в коробке тоже всё было с претензией на уют: аккуратно застеленный клетчатым пледом спальник у одной стены, на полу - другой стенке коробки - полосатый синтетический коврик, из таких, что можно мыть сколько угодно, они даже не намокают. Облил водой - и стели на место. Вдоль дальней торцовой стены - крошечный столик-поднос на складных ножках и старушка с белоснежными буклями. Она сидела, скрестив ноги по-турецки, в одной руке - электронная трубка, в другой - китайский веер из бамбуковых плашек. Одета старушка была в пожелтевшее от долгой носки кимоно с узором из хризантем. Ручная работа, - с удивлением распознал Мирон. В любом музее за эту тряпку могли отвалить целое состояние...