Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
– Встань! – приказал он ему. – Встань, сука!
– Встань, – прошептал Френкель.
Шавло увидел, как неверными пальцами нарком пытается расстегнуть кобуру.
Матя поднялся и отступил на шаг.
– Скажи честно, только честно – есть твоя бомба? Ну!
– Вы завтра увидите, товарищ нарком.
– Нет, не завтра! Ты не виляй, не виляй. Где бомба?
– Завтра утром будет испытание.
– Нет, тут я тебя и поймал! Испытание будет сейчас! Понял?
– Но ничего не
– Ты до завтра ее Гитлеру продашь – я вас всех знаю! Френкель!
– Я здесь.
– Мы идем на испытание! Мы ее рванем. А этого… падлу я пущу в расход.
Вревский сделал осторожный шаг за спину наркому, и с великим облегчением протрезвевший Шавло увидел, что его рука поднялась, чтобы не позволить наркому вынуть пистолет из кобуры.
– Хорошо, товарищ нарком, – согласился Френкель. – Вы тогда отдыхайте, а мы все подготовим. Хорошо.
– А Шавло? Где этот сукин сын? Вот кого не выношу – это евреев! Чтобы сегодня привести в исполнение. Пошли бомбу рвать…
Приступ активности и мелкого буйства тут же миновал. Ежов остановился у угла стола, оперся о него ладонью и мирно спросил у Мати:
– Ты знаешь, как меня называет народ?
– Железным наркомом, – сказал Шавло без колебаний.
– Ежовые рукавицы, вот я кто – понял?
Шавло промолчал.
– А я вынужден стоять перед тобой, продажной сволочью, и просить: сделай бомбу, сделай бомбу, сделай бомбу… А почему? А потому, что у нас с тобой нет выхода. Мы с тобой оба этой бомбой, как веревками, повязаны. Она нас или вытянет, или с собой утянет – на куски и швах! Понимаешь?
– Понимаю, – сказал Шавло.
– Я тебя очень прошу, Матвей, – сказал нарком, глядя на Матю снизу вверх прекрасными голубыми, наполненными слезами глазами, – сделай мне бомбу. А иначе меня убьют. Этот сука Берия убьет. Он уже Хозяину с утра до вечера на меня наговаривает. Ты меня понимаешь, Матвей?
Ежов взял со стола графин и отпил из горлышка. Все напряженно молчали.
Ежов уронил графин на пол. Тот покатился в угол салона.
Ежов тяжело упал на колени и пополз к Мате, стараясь обхватить его ноги. Матя отступал.
– Ты меня спасешь? Я тебя озолочу, я тебя не забуду!
Язык плохо повиновался наркому, Матя отступал, но отступать было некуда. Ежов, шустро передвигаясь на коленях, загонял его в угол, где стоял Френкель, Матя наклонился, стараясь поднять Ежова с пола, но тот отталкивал его руки и кричал:
– Нет, ты скажи, ты, сука, скажи, спасешь или нет?
– Соглашайся! – шипел в ухо Френкель.
– Я сделаю все, товарищ нарком.
Ежов остановился, вцепившись в брюки Мати, Френкель обежал наркома сзади и стал что-то шептать ему на ухо, как будто разговаривал с капризничавшим мальчишкой.
–
– А как же… что же будет? – спросил Шавло, еще не осознавая ужаса происшедшего, но склоняясь перед неизбежностью беды.
Ответил Вревский.
– К утру он должен все забыть, – сказал он, щурясь на стакан водки, который твердо держал в руке.
– А если не забудет? – глупо спросил Матя.
– Тогда я постараюсь, чтобы вы перед смертью не мучились, товарищ профессор, – сказал Вревский и склонился к столу, разыскивая среди тарелок подходящую закуску.
Паузу, нарушаемую лишь стуком вилки Вревского по тарелке, нарушил Алмазов.
– Мы еще не решили вопрос, – сказал он обыденно, за что Шавло был ему благодарен, – откуда мы будем наблюдать испытания, если нарком категорически против бункера.
– Ты же знаешь, – сказал вернувшийся Френкель, подхватывая деловой тон Алмазова. – Нарком не выносит замкнутых пространств. Он как птица – чем шире простор, тем он счастливее.
Шавло искал улыбки, намека на нее, но начальник ГУЛАГа не улыбался.
– Даже если мы перенесем наблюдательный пункт в другое место, мы не успеем его оборудовать. Значит ли это, что мы переносим испытания?
– Нет, не значит, – отрезал Френкель. – Испытания состоятся завтра. Каждый день на счету.
– Хорошо, – сказал Шавло, раздражаясь, – мы установим пункт в тундре, километрах в десяти от точки взрыва. Вы увидите сам взрыв, но его воздействия на объекты не увидите.
– Зачем десять километров? Подвинь поближе.
– Ближе опасно.
Френкель подошел к окну, отодвинул штору. Из окна был виден главный корпус института.
– А сколько будет от этого дома до взрыва? – спросил Френкель.
– Четыре километра, – сказал Шавло.
– Вот с той крыши мы и посмотрим, – сказал Френкель. Как отрезал.
– Это все равно опасно.
– Вдоль края крыши положите бруствер из мешков с песком, – приказал Френкель Алмазову. Шавло его больше не интересовал.
– Отличная мысль! – Алмазов предпочел не спорить.
А Шавло подумал, что Френкель, наверное, прав, – с седьмого этажа смотреть куда поучительнее.
– А как же мои сотрудники? – Шавло только сейчас вспомнил, что они могут увидеть то, чего видеть им пока не полагалось.
– Об этом я позабочусь, – сказал Алмазов. – Сегодня ночью их всех перебросят на резервный пункт.
До того пункта было километров тридцать, бараки там пустовали.
– Там холодно, – сказал Шавло.