Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
– Сюда нельзя, – сообщил он. – Я уж сегодня ваших отпугивал.
Оказалось, что в руке у него наган, висит дулом вниз, вдоль бедра.
– Мы не нарушаем, – сказал Андрей, – нам твои свиньи, сам понимаешь, не нужны.
– Свиньи всем нужны. У нас на той неделе хряка увели, ей-богу! Хряк был с быка – а увели. Думали, что ваши, а оказывается, комендатура, на лафете вывезли, не поверишь! Осади назад!
Андрей отступил в сторону, в смешанную со снегом грязь.
– Я на вид добрый, – сказал свинарь. – А так я злой. Если что со
– Понимаю.
– Я себя берегу и имущество. Это имущество опытное, понимаешь? Ну и пошли, не оборачивайтесь.
Они пошли дальше, спиной неприятно чувствуя свинаря. Но скоро зашли за штабели леса, видно, оставшегося от строительства и еще не разворованного. Свиноферма исчезла из глаз. Странное место – свиноферма в Берлине.
Но еще большее удивление им пришлось испытать буквально через несколько шагов.
Они попали в зоопарк.
Зоопарк был оформлен как немецкий зверинец, с аркой над входом и немецкими буквами надписью «ZOO». А потом шла двойная шеренга небольших клеток.
– А кассы нет, – сказала Альбина.
– Какой кассы нет? – не понял Айно.
– А где мы купим билет?
Звери встретили посетителей внимательными взглядами, тихим рычанием, иные спешили к решетке, словно соскучились по людям.
Справа в клетке был бурый медведь – он встал на задние лапы у решетки и скреб себя по груди когтями, выпрашивал подачку, слева – пара волков, те остались лежать, только смотрели немигающими желтыми глазами.
Потом была клетка с орлом, клетка с рысью, которая, свесив лапы, спала на диагонально поставленном суку, но неожиданнее и удивительнее всего был тигр; тигр быстро ходил вдоль решетки – пять шагов, поворот, пять шагов в другую сторону – снова поворот… Альбина вдруг испугалась, схватила Андрея за руку. Напротив тигра, вздрагивая каждый раз, когда тот разворачивался, в такой же тесной клетке стояла зебра. Ей, наверное, было холодно.
Короткие ряды клеток завершались обиталищами обыкновенных зверей: с одной стороны – пара лисиц, с другой – песцы. Дорожка уперлась в амбар с высокими раскрытыми дверями. В дверях стоял махонького роста бровастый бородач в казенной лагерной ушанке, но вполне приличном пальто с каракулевым воротником.
– Добрый день, добрый день! – закричал он, словно давно ждал гостей. – Заходите. И я вам должен сказать, что наши дела никуда не годятся.
Он протянул руку и представился сначала Альбине:
– Профессор Семирадский. Свердловский университет.
– Альбина Лордкипанидзе… Только я боюсь, профессор, – догадалась об ошибке Альбина, – что вы ждете кого-то другого. А мы просто так пришли.
– Просто так? – Рука профессора, протянутая к Андрею, замерла в воздухе. – Вы не комиссия?
– Мы не комиссия, – печально произнес Айно, расстраиваясь от того, как горько воспринял эту весть профессор.
– Тогда
Профессор начал филиппику на высоких тонах, но голос его с каждым словом становился тише и неувереннее. Он замолчал и, повернувшись, словно забыв об остальных, пошел внутрь амбара.
Они последовали за профессором, потому что он хоть и не приглашал внутрь, но и не запретил войти.
В амбаре было почти темно, только в одном месте сквозь щель в деревянной стене пробивался красный горизонтальный луч солнца…
Слон не стоял, как принято, а лежал на куче ветоши и тряпок, но он увидел, что пришли люди, и, возможно, как и профессор, надеялся на приход какой-то комиссии – он приподнял голову и шевельнул хоботом, упорно глядя на Андрея маленькими слезящимися глазами.
– Вы его не спасете, если не принять немедленных мер, – сказал профессор, словно обращался именно к комиссии по спасению слона. – Но его спасут ведро портвейна, горсть аспирина и, главное, теплое помещение. Ему нельзя лежать – поймите же, если слон лег, то дело плохо! Неужели так трудно понять очевидные вещи?
– Мы заключенные, – сказал Айно. – Мы не можем помочь. Мы никогда не видели портвейна.
– Я понимаю вашу шутку, – откликнулся профессор, – но я не могу находиться рядом с животными, которых так мучают! Здесь же нет отопления, этой ночью был мороз, наверное, градусов в десять. А чем я могу накрыть простуженного слона?
Слон все понимал, он тяжело вздохнул и попытался что-то выговорить хоботом, но только ухнул и захрипел.
– Потерпи немного. – Альбина высвободила пальцы из рук Андрея и подошла к слону. Андрей хотел было остановить ее, но понял, что это будет неправильно.
Альбина присела перед слоном на корточки, а мужчины стояли неподвижно и слушали, как она говорит слону:
– Ты потерпи, еще немного осталось. Ян нас всех убьет, наверное, завтра, зачем ему тратить на нас горячий суп, правда? Ты еще одну ночь потерпи, бедный мой. – Она прижалась щекой к округлой выпуклости слоновьего лба и что-то еще шептала слону, а тот пошевелил грязной, морщинистой задней ногой, стараясь, видно, подняться, но ничего не вышло.
Потом они пошли наружу. У дверей Айно вдруг вспомнил, остановился, стал копаться в кармане брюк.
– Подождите, – сказал он.
Эстонец вытащил из кармана кусок сахара и подул на него, чтобы сдуть пыль и крошки. Потом протянул его Альбине, которая шла последней, и сказал:
– Если хочешь, то можешь отдать. Это полезно.
Альбина протянула руку и взяла этот кусок, как будто жемчужину, и Андрей увидел, как она смотрит на Айно. И ему стало горько, и грустно, и даже стыдно, хотя он и не мог бы принести сюда сахар, потому что его кусок сама Альбина спрятала за топчан. Взгляд Альбины был несправедлив по отношению к Андрею.