Кир Булычев. Собрание сочинений в 18 томах. Т.8
Шрифт:
Андрей вскочил, отбросил войлок, и это движение было услышано Айно. Тот сразу заглянул в комнату и спросил:
– Будете пить чай, господин Берестов?
Андрей не ответил. Отвернулся к окну.
– Альбина, налей Андрюше чаю в кружку, – сказал Айно.
Андрей встал, готовый отказаться от жалкой подачки. «Почему они, проведя ночь в похотливых объятиях, имеют право вторгаться в его комнату? Я же не просил чаю!»
Оказалось, последние слова он произнес вслух.
– Я не буду обижаться, – сказал Айно. –
Андрей посмотрел на Айно. Тот стоял в дверях, заполняя собой весь дверной проем, громадный, неуклюжий, белобрысый и краснорожий. Он протягивал Андрею кружку с дымящимся кипятком. В другой руке держал кусок хлеба.
Еще не простив Айно и тем более измены Альбины, Андрей сказал, как ему показалось, – с достоинством и холодно:
– Поставь на топчан. Мне надо вниз.
И тут Альбина засмеялась. «Вниз» прозвучало как желание снизойти с горы к трепещущему человечеству, а не к грязному ведру, стоящему у прилавка недостроенного магазина.
Андрей понял причину смеха, покраснел и прошел быстро на лестницу и вниз, толкнув Айно так, что тот чуть не выплеснул кипяток.
Все это было глупо, наивно и стыдно, но признаться в том Андрей не мог. Когда он возвратился наверх, там никого не было – Айно с Альбиной ушли к себе… он мысленно повторил – «они ушли к себе», и это было как бы примирением с той махонькой трагедией, что произошла в его жизни. И хорошо сделали, что ушли, – не надо ни с кем разговаривать.
Небольшой костер, который Айно развел за прилавком, уже был затушен и затоптан, Андрей растер подошвой последние угольки. Сейчас день, сейчас никто не заметит дыма.
Кружка с кипятком и кусок хлеба были на краю топчана – Андрей уселся и с наслаждением выпил горячую воду не спеша, все меньшими глотками, и хлеб откусывал так, чтобы его хватило до конца кружки.
И чем дольше он пил, тем смиреннее и разумнее относился к окружающему миру. С половины кружки к нему вернулось чувство юмора, и он смог представить, каким казался со стороны: грозный мальчик, топающий ножкой, – кто посмел отобрать у меня мою женщину? Ведь ее выдали мне на ночное пользование по личному указанию товарища комиссара! Андрюша, ангел мой, кто тебе сказал, что Альбина тут же бросится в твои объятия? Потому что ты моложе Айно? Потому что ты интеллигентный? Потому что ты русский, а он чухна немытая? А что ты знаешь об Айно, кого ты видел в нем, черт побери?
Они сидят наверху и тихо переговариваются. Они чувствуют себя виноватыми перед ним. Иначе они были бы здесь и разговаривали с ним. Они ждут, что он скажет. Смешно. А интересно, сколько этой Альбине лет? Не меньше тридцати. Как только он про себя произнес это местоимение «этой», он отдалил себя от недавно желанной добычи. «Сверхплановая пайка, мне дали пайку… Интересно, а почему они создали из нас
– Эй! – крикнул Андрей, зная, что наверху они слышат. – Я схожу в город, посмотрю, что там творится, хорошо?
В ответ раздались частые шаги Айно – вот он в дверях, быстро прибежал, будто ждал зова.
– Хочешь, пойду с тобой?
– Два человека всегда заметнее, – сказал Андрей. – Надо посмотреть большой подвал. Он есть под кирхой, это я точно помню – его бетонировали.
– Если его еще не залило водой. Я пойду с тобой.
– Я боюсь оставаться одна, – сказала Альбина.
Она подошла незаметно, встала рядом с Айно, на полшага сзади, и, просунув вперед узкую ладонь, взяла его за пальцы. Она не доставала ему до плеча. Айно чуть качнулся к ней, но не более.
Андрей не решил, что им ответить, как услышал с улицы приближающийся механический мегафонный голос:
– Граждане заключенные, всем оставаться в своих домах. Внимание гражданам заключенным! Все, кто без разрешения покинет свои дома до двенадцати ноль-ноль, будут подвергнуты наказанию.
Он ринулся к окну. По площади медленно ехала танкетка. В открытом люке стоял командир с мегафоном и повторял:
– Внимание, немедленно возвратиться к дому!
– Это еще что за черт? – сказал Андрей.
– Я кому сказал, сука! – завопил командир.
От ратуши через площадь бежал зэк, вроде бы Аникушин.
Танкетка по приказу командира развернулась и под его мат, усиленный мегафоном, помчалась, подпрыгивая на неровностях мостовой, к Аникушину и принялась гонять его по площади. Аникушин почему-то заткнул уши ладонями и носился зигзагами.
Наконец ему удалось заскочить в ратушу, и танкетка поехала дальше.
– Внимание! – монотонно повторял командир. – Всем оставаться в своих домах до двенадцати часов. Тогда будет привезен горячий обед.
Голос его удалялся по улице, и, когда танкетка выехала на разбитую дорогу, ведущую к железнодорожным тупикам, командир замолчал.
– Почему надо быть в доме? – спросил Айно.
– И именно до двенадцати? А что будет в двенадцать? – спросила Альбина. Лицо у нее было помятое, у глаз и губ морщинки, под глазами угадывались мешки – всего этого вчера Андрей не видел. И волосы были темными у корней и светлыми в полураспустившихся завитках.
– Они могут врать про двенадцать, – сказал Андрей. – Поэтому я предлагаю перебраться в подвал под кирхой.
– Сейчас? – спросила Альбина. – Сейчас нельзя. Они приедут и нас накажут.
– Вот и надо это сделать раньше, чем они вернутся нас наказывать, – сказал Андрей. – Пошли.
– Так идти нельзя, – сказал Айно. – Надо взять теплые вещи. А может быть, там вода?
– Вряд ли, – сказал Андрей. – В кирхе никто не живет.