Кисельные берега

Осьмак Анна

Она обернулась и посмотрела на визиря, который, растеряв весь свой апломб, потный и трясущийся, грохнулся на колени в расплесканные вокруг купальни лужи.

– Господин да простит презренного раба своего! – воззвал он исступленно. – Шайтан попутал!

– Шайтан?! Как же ты посмел послушать его, неразумный? Авраам не пожалел сына своего для господа – и через то обрёл благость и прощение. А ты, ничтожный, в милость Аллаха не веруешь?!

Визирь взвыл покаянно, будто ему хвост прижали, сдёрнул чалму и пал ниц, вцепившись в остатки седых волос.

– Увы

мне! Увы несчастному! Как, как мне всё поправить, повелитель? Всё сделаю во искупление! Всё ради твоей милости и прежнего расположения! Молю, дай шанс верному рабу твоему. Я докажу! Отдам тебе всё, что пожелаешь – не только дочь, но и жену!

Султан сморщил нос и поскрёб мокрую мохнатую грудь:

– На что мне твоя старая жена, Ахмад? Оставь её себе. А с девицей изволь, попробуем ещё раз. Дам тебе, пожалуй, последний шанс, коли ты так просишь. Шанс обмануть своего повелителя, глупый ишак!

И повелитель громко расхохотался, запрокинув кудлатую голову на бортик купальни.

– И вот ещё что, - добавил как бы между прочим, - нам понадобится золото на войну: весной новый поход на Умм-эль-Хаваль, не запамятовал? Ты говорил, будто пусты сундуки казны нашей… Я проверил – так и есть. А ещё я проверил, и показалось мне, будто золото из наших сундуков перетекло в твои, о верный визирь. Нам не жаль – о нет, ты не подумай! Для друга мне ничего не жаль! Но и ты уж не пожалей, наш добрый Ахмад, – оплати компанию. И трёх бухарских жеребцов в наши конюшни. В качестве пени…

Глава 74

На первый взгляд Шахзадэ казалась девушкой не особо примечательной: правильные черты спокойного лица – вот, пожалуй, и всё невразумительное впечатление при знакомстве.

Такой она и предстала пред ясные очи потрясателя вселенной и величайшего среди султанов: тёмные локоны, наспех убранные под дорогую диадему, изящные ручки аристократки, чистая смуглая кожа. Забытые гаремные гурии – Кира с Заремой – исподтишка таращились на неё из своего полутёмного угла.

– Ой, не знаю… - протянула недоверчиво первая. – Что эта чикса сможет изобразить такого, чтоб наш султаша залип на её байки… Потому как кроме баек залипнуть тут ваще не на что.

Зарема изучающее прищурилась на дочь визиря:

– Может, и сможет, - не согласилась она. – Смотри, как зыркнула! А как беседу повела… В её глазах - ум и хитрость, в речах – мёд и хмель. Шахрияр не устоит. Он всего лишь мужик, как говорила бедная Базильда, хоть и в чалме…

– Я счастлива приглашением солнцеликого господина моего! – медленно, мелодично, хорошо поставленным голосом проворковала долгожданная сказочница. – С детских лет моей мечтой было хоть чем-то оказаться полезной, хоть как-то услужить своему повелителю. Ныне - мой восторг безмерен - этот день наступил!

Султан благожелательно кивнул, удовлетворённо крякнул и полез из купальни.

Девица скромно потупилась.

– Сей миг я с радостью приблизила бы сама, о господин, но меня удерживали сомнения – достойна ли я внимания великого султана? Чем умнейшего и великолепнейшего из людей, окруженного красивейшими женщинами

со всего мира и мудрецами из мудрецов, могла бы заинтересовать скромная, ничем не выдающаяся девушка? Уж не своей ли жалкой обычностью?

Подвязав на пузе шёлковый халат, Шахрияр возлёг на подушках. Пососал мундштук поднесённого ему кальяна.

– Говорят, о Шахзадэ, благочестивая дочь нашего возлюбленного визиря, ты мастерица сказки складывать, - султан выпустил дым к потолку и посмотрел сквозь него на свою новую жертву. – Вот мы и подумали: отчего бы не послушать? Может, байки твои и впрямь так хороши, как люди врут?

Шахзадэ не стала жеманничать:

– К услугам своего повелителя, - поклонилась она. – Только… Мои сказки вовсе не байки, о солнцеликий: я ведь не выдумываю ничего, всё, что люди слышат из уст моих – чистая правда. А уж богоподобному султану я и вовсе никогда не решилась бы солгать. Если угодно, - она взглянула из-под ресниц на Шахрияра и лёгкая, едва заметная улыбка тронула её губы, - я поведаю истории, которые знаю. Ручаюсь, всё, до последнего слова, в них, не сказочные небылицы. Оттого, быть может, людям они столь интересны.

– Хм… Что ж интересного может быть в обыденности? Разве не скучна она по сравнению с ярким вымыслом? – процедил султан покровительственно сквозь мундштук в зубах. – Хочешь сказать, что история жизни твоей прачки увлечёт меня более, чем похождения Синдбада-морехода?

– О господин! – со всевозможным пиететом ответствовала его собеседница. – Кто знает! История моей прачки тоже может удивить. Предположим, она прибыла в благословенный милостью нашего султана Эль-Муралы из заморских земель. На корабле Синдбада-морехода.

– Ну, - скривился султан, - это если предположить. Но на самом-то деле…

– На самом деле, - воскликнула девушка, загораясь вдохновенным воодушевлением, - так и есть! Зухра, наша новая прачка, из горной страны, где живут волоокие серны. Белый снег одевает в той стране вершины, и люди, живущие на них, ходят над облаками – так высоко пасут они свои стада. Однажды на аул Зухры напал соседний клан, победил мужчин и забрал женщин. Зухру продали на побережье купцу Асафу из Исфахана, а уж он привёз её в Эль-Муралы на невольничий рынок. Наш управляющий купил её только пару дней назад, но уже столь многое мне удалось услышать от неё и о дивном крае, откуда она родом, и о путешествии на «Стремительном драконе», знаменитом корабле Синдбада!..

– Вот ты уже и сочиняешь, женщина, - недовольно сдвинул брови султан. – Собираешься лгать своему господину так же, как твой лгун-отец?

Шахзадэ опустила ресницы и вновь вскинула их, сменив выражение глаз, как слайд в диафильме - вместо вдохновения рассказчицы в них засветились преданность и слепое обожание:

– Да будет снисходителен наимилостивейший из государей к своему верному слуге. Он солгал не из коварства, а из родительской любви, которая, как известно, порой бывает слепа и тороплива в желании оградить птенца своего от настоящей или мнимой опасности – бывает, от страха за дитя трудно разобраться сразу…