Кисельные берега

Осьмак Анна

– Говори! – заорал богоравный, тряхнув девушку так, будто надеялся вытрясти из неё сведения - чтобы просыпались они из неё частым горохом без длинных фраз и цветистых оборотов. – Хотя постой, - он разжал пальцы, - прикажу только погоню отправить – и продолжим, медоречивая моя…

Он резко развернулся к дверям:

– Эй там! Немедленно догнать сбежавших невольниц! Всех причастных к побегу – в темницу! Привести ко мне визиря и…

– О повелитель! – возгласила Шахзадэ, не побоявшись перебить начальство. – Справедливое негодование великого царя подобно морскому

шторму – оно столь же свежо и яростно, сколь беспощаден и могуч ураган, что топит корабли в буйстве своём и разрушает побережье. Шторм не заботится о том, чем же станут любоваться очи Аллаха, когда пыл его уляжется…

– Что? – скривился султан. – Ты о чём?

– Я всего лишь пытаюсь понять, о многомудрый господин мой: стоит ли разбивать зурну о голову раба, даже если перед этим ты ушиб об неё ногу? Не лучше ли простить деревянное невежество и попробовать извлечь из неё звуки? Она будет развлекать и радовать гораздо дольше, нежели будет болеть ушиб…

Султан уставился на сказочницу хмуро и недоверчиво. Потом сунул в рот кальянный мундштук, пыхнул дымом, окутываясь в него, подобно небезызвестной гусенице…

– Людей, спускающихся в это мгновение по каменистой тропе к морю, ждут невероятные приключения, - осторожно продолжила Шахзадэ. – Разве мудрому султану они не интересны? Разве не захочет он, чтобы его сказочница извлекла музыку из зурны вместо того, чтобы безвозвратно её уничтожить и остаться скучать в тишине?

– Твоими устами говорит сам лукавый Иблис, женщина, - пробурчал Шахрияр. – Ты искушаешь меня…

Дочь визиря улыбнулась отрешённой улыбкой Будды:

– Я всего лишь пытаюсь развлечь своего повелителя. В этом моя обязанность и его желание…

Шахрияр выпустил новое облако дыма и поскрёб мундштуком затылок под чалмой:

– Что ж… Я отложу погоню. Пока. Посмотрим, что у них за приключения. Но если ерунда какая-нибудь, займёшь место богомерзкой Ахалиль на плахе, дочь визиря.

Шахзадэ поклонилась.

– ------------------

– Как тебе удалось? – спросила Кира, торопливо шагая рядом со своим спутником по широкому пляжу.

Прибой усиливался. Море раскачивалось под порывами всё чаще налетающего ветра, ворочалось в своём ложе, будто просыпающийся медведь…

– Медведь! – ей пришлось перейти на рысь, чтобы поспевать за его широким шагом. – Как ты проник во дворец? Да ещё переоделся палачом! Это невероятно! И откуда узнал, что я здесь? Синьбао вас нашёл? Да? Это он вам рассказал?

Медведь кивнул, беспокойно оглядываясь:

– Он…

– Я знала! – возликовала Кира. – Знала, что Бао – мировой мужик, что не бросит в беде! Хоть я ему, собственно – кто? Всего лишь пассажирка, временная знакомая – никто, в общем-то. Но – блин! Красава! Респект и уважуха! А где он?

– Недалече.

– Отлично! Мы же сейчас к нему на корабль? На нём будем удирать? Классно! Он быстроходный и вообще крутой! Шахрияру нас ни за что не догнать! Так ведь?

– Ни за что, - согласился Медведь.

– Никанорыч

тоже на корабле? А Пепелюшка с принцем где? Ты знаешь, меня ведь тогда, на поляне той, толмач по голове тюкнул, урка проклятый! Если бы не Мэйли – я тебе потом расскажу – мы бы сейчас с тобой здесь не разговаривали… А знаешь, зачем он это сделал? Я не сразу, но догадалась. Могу, конечно, и ошибаться, но… Тебе скажу. Мне нужен совет. Ты ведь посоветуешь?.. Кстати, Медведь, куда отсюда двинем? Обратно, в Колбасково? Или в Сяньскую столицу? Пришлось вам сделать круг из-за меня… Никанорыч, небось, рвёт и мечет, убытки подсчи… Ой! Что?

– Пришли, - сказал Медведь.

В темноте Кира различила силуэт лодки, людей вокруг неё.

– Спускаем, быстро! – скомандовал её спаситель и, выпутав ладонь из цепляющихся за неё Кириных пальцев, первым налег на дощатую корму.

Дежурившие у лодки матросы в считанные секунды вытолкнули её к кромке воды. Подсадили Зарему, следом закинули Киру, налегли на борта – и судёнышко легко скользнуло в прибой. Матросы попрыгали внутрь, попадали на лавки, скрипнули уключинами…

– Медведь! – Кира вскочила со своего места. – Быстрее! Чего ты там копаешься?

– Я остаюсь! – крикнул он и махнул ей рукой на прощание. – Так надо! У меня дела здесь теперь. Народились…

Не успев толком ничего понять, Кира уже перекидывала ноги через борт и брела по пояс в пенящемся прибое, сопротивляясь его хищной силе, стремящейся уволочь её в море.

Стихию Кира поборола. Она подошла к оставшемуся на берегу мужчине и заглянула ему в лицо.

– Я с тобой, - проговорила, задыхаясь.

– Нет, - сказал он.

– Я не уйду без тебя.

Медведь промолчал.

Прибойная волна качала Киру взад-вперёд, как китайского болванчика.

– Ты меня не заставишь! – крикнула она, сатанея от собственного бессилия.

Он взял её за локти, сжал осторожно:

– Слушай меня. Я остаюсь. Надо так. Нынче нету времени рассказывать – Никанорыч объяснит. Погоню за нами, чаю, уже пустили… Надо уходить, - он передал растерянную девицу из рук в руки подбредающим вслед за беглянкой матросам. – Заберите её… А ты прощай, Кира. И не поминай лихом…

Матросы подхватили её под руки, как тряпичную куклу и загрузили обратно в лодку. Кира не сопротивлялась, не спорила и не взывала более к так внезапно обретённому и вновь потерянному Медведю. Силы отчего-то покинули её: она не сопротивлялась, не спорила и не взывала более к оставшемуся на берегу мужчине.

Пока лодка преодолевала полосу прибоя, она молча смотрела на его тёмный силуэт, освещаемый быстрыми зарницами, и с ужасом ощущала, как разрастается в груди жаркая тупая боль, не дающая вздохнуть. А потом…

Потом, наконец, грянул гром.

Звуковая волна с низким, нарастающим гулом накрыла собою сущее, заставляя людей в маленькой лодке сжаться, ощутить свою ничтожность, и – бабах!!
– обрушилась с оглушительным, рвущим барабанные перепонки треском на головы несчастных. Люди заорали, заматерились потрясённо, воззвали исступленно к богам и духам… Зарема зажала ладонями уши. А Кира зарыдала.