Кисельные берега
Шрифт:
– --------------------------
Лес уже облили томные и тихие сиреневые сумерки, когда умаявшаяся волчица сделала последний натужный прыжок и, крутанувшись в попытке удержать равновесие, уронила всадницу в в сугроб.
Отплевавшись от снега, Кира приподнялась на локтях и покосилась на тяжело дышащего зверя: ведьма вывалила язык, как запыхавшаяся собака, и ссутулилась.
– Здесь, - просипела она, судорожно облизнув сухой и горячий
Кира огляделась:
– Где здесь?
Вокруг – только снежные холмы и одиночные ёлки, взирающие на неё сверху вниз величественно и угрюмо.
– Да здесь же! – волчица лениво пожевала снег. – В землянке. Дверцу-то видишь? Да не туда смотришь, остолопина! Глаза-то разуй!
Остолопина привстала на коленях, сморгнула сумеречный расфокус и «разула глаза»: прямо под ней вырезанные в снегу сиреневые ступени спускались в сиреневый коридор и вели к сиреневому сугробу с дощатой дверцей.
– Бригитта, послушай… - неуверенно наморщила нос Кира, поглядывая на неприветливо чернеющую в снегу дверь. – А ты не могла бы…
– Не могла! – рявкнула волчица.
Кира вздрогнула и обернулась к ней.
– Я еле лапы волочу, неужто не видишь? А коли и видишь, - хмуро буркнула зверюга, - так что тебе до того? Тут хоть загнись, Киру Андревну опекая, всё одно – мало будет! Давай-ка, дорогуша, сама, без чуткого руководства. Нянькам тоже нужен отдых. Сама-сама-сама…
Ведьма поднялась и потрюхала на заплетающихся ногах в лес. Сумерки скоро поглотили её неброскую серую масть, и Кира осталась одна среди молчаливых и безлюдных с виду землянок.
Ничего другого не оставалось: она со вздохом поднялась на ноги, отряхнула колени и неуверенно спустилась по ступенькам в снежную траншею.
«Ну что ты трусишься, как собачий хвост? – одёрнула она себя. – Ведь там же, за дверью, он! Значит, бояться нечего!»
Впрочем, если не кривить душой и признаться самой себе честно, то предстоящая встреча с Медведем и то, как он расценит её настырную навязчивость – всё это смущало гораздо больше, нежели возможная негостеприимность обитателей мрачного поселения.
Она притормозила на середине пути, решаясь на следующий шаг, и.. почти подпрыгнула от неожиданности, когда дверь бесшумно распахнулась ей навстречу. Кира прижалась к снежной стенке траншеи и затаила дыхание, до боли стиснув пальцы в рукавицах: она не столько увидела, сколько почувствовала того, кто замер в дверном проёме, силясь опознать в сгустившихся до синевы сумерках нежданного визитёра.
– Привет, - промямлила преследовательница, ощущая мучительный стыд и, одновременно, ликующую радость от встречи с ним.
Они стояли друг напротив друга и молчали. О чём здесь, собственно, говорить? Выражение его лица скрывала милосердная темнота, за что Кира ей была весьма благодарна. Увидеть сейчас в его глазах досаду, раздражение или неудовольствие относительно
– Иди за мной, - проговорил он ровным голосом и шагнул обратно, пригнувшись под низкой притолокой.
«Конечно же, он мне не рад, - шмыгнула носом приставучая девка и посеменила следом за провожатым. – Но раз уж я здесь, он делает то, что велит ему его гипертрофированная совесть. Всего лишь. А велит она ему не бросать бедную дурёху на морозе, в ночном лесу, на поживу дикому зверю. Как бы ему этого, может быть, не хотелось бы…»
Он крепко перехватил её запястье и повёл вниз, по земляным ступеням. Внутри было темно, воняло кислыми щами, дымом, портянками и отхожим ведром. Кира тихонько покашляла и попыталась спрятать нос в воротник.
В конце лестницы Медведь откинул тяжёлую шкуру, отделявшую сени от жилой клети и шагнул за неё, втащив следом навязавшуюся на его шею девку.
В зыбком мареве тусклого света, производимого единственной лучиной, Кира увидела тесное помещение с закопчённой печью в северо-западной углу и дощатым столом – в противоположном. По стенам тянулись широкие лавки, с матицы низкого потолка свешивалась, поскрипывая, люлька. Её качала, наступая ногой на верёвочную петлю, измождённая женщина. Она рассеянно сучила шерть на веретено и таращилась в пространство бессмысленным взором. В сторону вошедших она даже не обернулась.
По лавкам сопели, кряхтели и храпели спящие, укутавшись с головой в драные тулупы и латаные зипуны.
– Прошу, не сочти за труд, добрый хозяин, - обратился Медведь к мужику, которого Кира не сразу заметила: он сидел на берёзовой колоде у печи и штопал валенок, - надоть приютить ещё сестрицу мою, нежданно нагнавшую меня в пути.
Мужик поднял кудлатую голову, заросшую бородой до самых глаз. Новоявленная сестрица была удостоена хмурого и недоброго взгляда. Мотнув головой, мужик с презрением сплюнул на земляной пол и вновь угнулся над штопкой.
Медведь молча провёл Киру к свободному месту на лавке и вручил ей своё походное одеяло.
– Захочешь до ветру, - проговорил он всё также ровно и спокойно, - разбуди меня. Одна не ходи.
И ушёл. К своему месту у дальней стены. Там он сел, привалившись спиной к срубу, достал из ножен меч и уложив его на широко расставленные колени, принялся неторопливо полировать лезвие куском войлока. Спать он, видимо, не собирался.
Кира смотрела на его напряжённое, сосредоточенное лицо и было ей очень не по себе: и от спёртости воздуха, от густого, непривычного зловония и от явного хозяйского нерадушия.