Китабу о животных

Алле Жан-Пьер

Что же касается самих слоних, я хочу процитировать слова Бодеко, которые он произнес, когда знакомил меня с животными. «Белла — гораздо умнее слона моего брата, — объяснил он. — Она говорит маленькой, что надо делать. Вы только посмотрите, как они разговаривают друг с другом. Но эта Венера! Вечно она голодная. Она ест больше, чем большая, и все равно ей мало. Постоянно волнуется по пустякам и хочет, чтобы ее любили и без конца баловали. Она делает так, что всю черную работу за нее выполняет Белла, а лавры пожинает сама. Настоящий ребенок! Но у Беллы доброе сердце, и она все равно любит Венеру. Они будто две сестры. И я думаю, что если вы одну из них продадите, то они обе умрут».

Я не собирался

продавать ни одну из них. Наоборот, по примеру Ганнибала намеревался промаршировать со своими двумя слонихами и их погонщиками через лес Итури, перейти через хребет Митумба — мои Альпы, только низкорослые, — и кручи Кабаша, чтобы добраться до моего будущего парка для животных рядом с границей Руанды. Но, в отличие от Ганнибала, я собирался сопровождать свой отряд, сидя в старом пикапе.

Путешествие заняло восемь дней, за которые мы прошли четыреста миль, при этом слоны шагали в среднем от пяти до шести миль в час, а я ездил туда-сюда, предупреждая жителей городков и деревень, через которые проходил наш путь, чтобы они не паниковали. За эти восемь дней произошла масса всяких историй, о чем я подробно рассказал в «Китабу о Конго». Главное, чем отличался весь наш поход, было изумление местного населения при виде Беллы и Венеры. И то, что произошло в Момбасе, первом крупном городе на пути нашего следования, повторялось повсюду, только с различными вариациями.

По обеим сторонам «главной улицы» Момбасы стояли ряды переговаривающихся жителей, главным образом народностей балезе и бабира. От нетерпения они просто сходили с ума. На улицу под грохот барабанов высыпало все население города плюс жители близлежащих деревень. За исключением нескольких охотников, никто из них не видел прежде слонов. По утрам, когда они обнаруживали, что их поля вытоптаны, а плантации кофейных деревьев опустошены, они проклинали бессовестных животных, которые нанесли им такой урон. Днем же слоны обходили возделанные поля стороной, предпочитая воровать сладкий картофель и сахарный тростник под покровом ночи. И как ни парадоксально, но обитатели родины лесных слонов ожидали их появления с лихорадочным возбуждением, в то время как белые туристы из местного отеля «Пигмеи» наблюдали за всем происходящим со скучающим выражением лица. Все они не только видели слонов в национальном парке Конго, но и были уже знакомы с ними — или полагали, что знакомы, — по зоопаркам, циркам, кинофильмам, телевидению, книгам и журналам.

Местные жители, столпившись на улице, спорили о том, как на самом деле выглядит слон, и состязались друг с другом в сочинении самых невероятных и самых поразительных описаний. Один человек, который, надо полагать, видел гиппопотама, описывал Тембо как гигантскую свинью с длинными-предлинными ногами, похожими на стволы деревьев, с длинным-предлинным носом, который тянется от верхушки головы до пальцев ноги. Слушатели освистали его, и вперед выступили другие местные эксперты. Их описание было еще более необычным: слоны — высокие, как самые огромные деревья, уши — такие гигантские, что могут отбросить тень на всю Момбасу, пастью они изрыгают огонь, а из-под хвоста валит дым.

Я начал бояться, что при виде моих изящных, среднего роста и некурящих леди они разочаруются. Но, когда Белла с Венерой вступили в Момбасу, раздался взрыв восторга. «Тембо!» — кричали мужчины и скакали вверх, как масаи. «Тембо!» — визжали женщины, округлив от удивления большие недоверчивые глаза. «Тембо!» — пищали крошечные детишки, с восторженным ужасом цепляясь за ноги своих матерей. «Тембо! Тембо! Тембо!»

Толпа неистовствовала, слоны оставались спокойными. Белла смотрела вокруг с величественным и чуть снисходительным видом, будто вдова-аристократка на игру в бейсбол, но Венере подобное внимание было явно

по вкусу — она тихонечко трубила, а зеваки с восторгом ахали. Бокве усмехался, сидя у нее на спине. Он устроился на подушке, украшенной гирляндой из листьев, в правой руке он держал свой хаукус, а в левой веревку, которая опоясывала массивное тело Венеры, захватывая передние ноги. Толпа глазела на Бокве с Венерой с неописуемым восторгом. Люди сознавали, что в любой момент этой демонстрации обоим корнакам может грозить смерть. Я не удержался и улыбнулся. Прошлым вечером Бодеко признался, что ему приходится стараться изо всех сил, чтобы не заснуть во время долгих переходов.

В Мугвате, каменистой саванне, поросшей деревьями, в двадцати милях к северу от границы Конго с Руандой, Белла с Венерой вместе со своими корнаками стали первыми обитателями моего нового парка для животных. Восьмидневный марш через восточное Конго был завершен, и у меня появилась надежда, что африканцы и слоны могут научиться жить сообща — им надо только получше узнать друг друга. Ум и доброта двух погонщиков народности балезе показали людям, какими благотворными могут быть эти взаимоотношения. А дружеское любопытство, которое неискушенные аборигены проявляли во время всего нашего путешествия, доказало, что «человек буша» средних способностей может в один прекрасный день достичь того же уровня полного взаимопонимания. Но моя надежда была разбита вдребезги, если не уничтожена полностью, в июле 1960 года.

В течение первых дней независимости Конго только в одном национальном парке Альберт было убито более тысячи слонов. Буйволы, антилопы и бегемоты погибли вместе с ними, их перебили в таких количествах, что стервятники и гиены были не в состоянии управиться с трупами. После тридцати пяти лет полной безопасности животные совершенно забыли о том, что такое оружие. И они доверчиво встретили орды местных браконьеров, которые явились их перестрелять, чтобы забрать у них бивни, мясо и рога. Мятежные солдаты конголезской армии тоже приняли участие в этой резне. А некоторые, как доложил мне один бунтовщик, обстреливали слонов из пулеметов и швыряли в них гранаты «просто ради смеха».

Позже, в июле, после трех недель новой свободы убивать в Конго, я проезжал по национальному парку Альберт, где прежде, как и в национальных парках Америки, охранялись не только животные, но и камни и растения. Теперь же парк превратился в огромную груду разлагающихся трупов. Недалеко от дороги в секторе Руинди, площадью в двести футов, лежали шесть раздувшихся трупов слонов. Их бивни были вырублены топорами, из челюстей торчали обломки слоновой кости, облепленные мухами. Даже молодые слонихи, чьи короткие бивни весили не больше десяти фунтов, были убиты и изувечены.

В южной части парка Рутсхуру браконьер-абориген попытался «договориться» со мной о большой партии слоновой кости. Половина его хижины, стоявшей у дороги, была забита свежими бивнями, которые он добыл за последние три недели. Решив получить официальную помощь, я обратился в территориальный орган управления Рутсхуру, где меня встретил новый администратор из местных жителей. Он был прекрасно одет и хорошо образован, бегло говорил по-французски, но, на мой взгляд, был менее цивилизованным, чем два корна-ка из леса Итури.

«Миру явилось новое Конго, — сообщил он мне, — и потребности его народа гораздо важнее потребностей диких зверей. Вы тут рассказываете мне сентиментальные истории об убитых слонах, а меня заботит мой народ, которому очень нужны мясо и бивни. Если люди торгуют слоновой костью, значит, им крайне необходимо покупать другие вещи. И если голодные конголезцы убивают и едят слонов, сытые европейцы — лицемерят, если осуждают их».

«А что станет есть ваш народ, когда слоны кончатся? — спросил я. — И буйволы? И антилопы?»