Китабу о животных

Алле Жан-Пьер

Выходит, что допустивший промахи слон профессора Ренча — полный идиот, а слониха из зоопарка Бронкса — гений с характером. Это явное противоречие уже само по себе свидетельствует о наличии высокого уровня мышления у этого вида животных. Только у стоящих на верхней ступеньке представителей животного царства, таких как люди, приматы, обезьяны, собаки и крупные кошачьи, наблюдается столь разнообразное проявление индивидуального мышления. Животные с более слабыми умственными способностями редко отличаются от скучного среднего уровня. Среднего слона, если такое существо и впрямь имеется, следует сравнивать с плотоядными и даже с приматами, но собаку или кошку он превзойдет всеми своими талантами, которые и составляют интеллект.

Но кошки, волки, койоты и им подобные достигли такого уровня интеллекта благодаря тому, что им приходится преследовать убегающую жертву, то есть благодаря своему образу жизни, когда выжить удается умнейшему.

Тембо, который является травоядным, от этих животных-охотников защищен своими огромными размерами и силой. И что комично — на этого тяжеловесного гиганта осмеливаются нападать только самые маленькие существа: вирусы, заражающие его паратитом, пневмонией и простудой; бациллы чумы и трипаназомы, вызывающие язвы; огромное количество паразитов, которые доставляют мучения его толстой, но чувствительной шкуре. Это — москиты, клещи, мухи и страшные сьяфу, или муравьи сафари, которые могут проникнуть внутрь хобота, когда слон ищет пищу в густых зарослях или в траве. Они причиняют животному такую безумную боль, что ему приходится во весь опор мчаться к воде. Такое поведение привело к возникновению мифа о том, что мыши «забираются в хобот слону, чтобы сожрать его мозг». На самом деле это всего лишь миф, и более ничего. Если какая-либо спятившая мышь и попытается совершить подобный поступок, то в скором времени после долгого, громогласного и колоссального чиха она окажется выведенной на орбиту. Однако шевелящийся хобот может напугать какую-нибудь взволнованную кобру, мамбу, гадюку или другую «змею в траве», и она по ошибке укусит животное. От такого укуса слоненок может умереть, а взрослый слон серьезно заболеть.

Никакой «враг» не справится с таким количеством болезней и несчастных случаев, какие выпадают на долю слона. Так каким же образом этому огромному, недоступному, шеститонному травоядному удалось развить столь высокий уровень интеллекта?

Как ни парадоксально это может показаться, но ответ таится в том самом хоботе, который доставляет Тембо столько хлопот. Цепкий, подвижный, энергичный, состоящий из почти сорока тысяч различных мышц, он заканчивается тем, что я уже прежде назвал крепкой, ловкой и очень чувствительной рукой. Обучаясь пользоваться этой рукой — и как род, эволюционирующий веками, и как индивидуум в течение длительного периода младенчества, — слоны тренируют свои мозги воспринимать пространственные величины и механические проблемы на таком уровне, который абсолютно недоступен животным, не обладающим средствами для манипулирования объектами. Обезьяны, приматы и люди, снабженные более искусными руками, чем слоновий рукоподобный хобот, мастерски справляются с ящиками с секретами. А некоторые животные, у которых отсутствуют пальцы, но имеются подвижные, как руки, лапы, например американский очень умный енот, ловко разгадывают тайну ящиков с секретами и другие механические проблемы. Но лишенные рук собаки и кошки, которые так никогда и не развили соответствующие участки мозга, с трудом решают задачи подобного рода и в естественных условиях не обладают способностями к инженерии. Несмотря на высокие умственные способности, хотя и иного склада, и лев и леопард, угодив в яму, успеют превратиться в кучу окаменевших костей, пока какой-нибудь представитель кошачьего племени догадается соорудить скат для их спасения.

Являются ли способности к механике основой интеллекта человека? По всей видимости, люди считают именно так, давным-давно определив человека как «животное, пользующееся орудием труда». Но подобное определение потеряло всякий смысл, когда люди увидели, как морские выдры камнями раскалывают раковины моллюсков, а тяжеловесные и очень ленивые гориллы, вместо того чтобы залезть на дерево, сбивают фрукты длинной крючковатой палкой; или как предприимчивые шимпанзе разбивают каменными осколками плоды с твердой кожурой и собирают термитов на палку, чтобы облизать ее, словно дети, облизывающие засахаренные яблоки, а еще шимпанзе используют листья взамен туалетной бумаги. И галапагосские вьюрки давным-давно стали членами элитной компании пользующихся орудиями труда, причем только потому, что прутиком, зажатым в клюве, они выковыривают насекомых из разных щелей. Египетский стервятник, которого еще не так давно считали обычным хищником, удостоился заметки в «Тайме». Зоолог Джейн Гудолл сфотографировала его в тот момент, когда он клювом подбирал маленькие камешки и кидал их в устриц с твердым панцирем. Но Тембо никто «официально» не признал как пользующегося орудиями труда, хотя его скаты, дамбы и мостики могут вполне соперничать с достижениями шимпанзе, ну а стервятники или вьюрки в сравнении со слоном и впрямь имеют птичьи мозги.

Дабы соорудить чудеса подобного рода, слоны для работы, требующей точности, пускают в ход рукоподобные хоботы. А их орудием труда являются бивни, которыми они копают как кирками, вырывают деревья словно рычагом, поднимают, держат и перетаскивают

грузы будто вильчатым погрузчиком. Но помимо этих «встроенных» орудий труда и великолепного знания о том, как ими пользоваться, Тембо обладает и другими навыками, которые свидетельствуют о том, что слон воистину умеет пользоваться орудиями труда. Он ведь и товарища спасает, сооружая наклонную плоскость, и развилку в дереве использует как клещи для выдирания зубов — всему этому нет до сих пор документальных свидетельств: фотографий. Что же касается метательных способностей египетского стервятника, то я не раз видел, как лесные слоны, опьянев после обеда забродившими фруктами, с удовольствием и хихиканьем подают свечи, словно волейболисты, мокрыми фруктами прямиком в головы и в задницы своих товарищей. Они всего лишь веселились, но принцип-то тот же. Более того, дрессированные слоны классических времен метали дротики с силой и удивительной точностью; а современные дрессированные слоны — восхитительная команда Джона Гиндла в цирке Бертрама Миллса — выучились держать хоботами биту и подавать, принимать и передавать партнерам крикетные мячи. И от этой игры они сами получают огромное удовольствие.

А вот способность к памяти Тембо сильно преувеличивается. Утверждение, что «слон никогда не забывает», стало пословицей, но слоны, как и люди, часто забывают то, что не имеет для них большого значения, однако хорошо помнят то, что их научили помнить. В тех случаях, когда для выполнения каких-либо действий или трюков с ними требуется долго репетировать, нам следует вспоминать о том, с каким трудом наши собственные дети учились писать: им приходилось снова и снова писать одну и ту же букву алфавита, прежде чем у них что-то получилось. Но в целом, у слонов прекрасная память, и на арене цирка на них можно вполне положиться, чего не скажешь о нервных кошках, тугодумах медведях и непредсказуемых шимпанзе. Однако, как и другие способности, память может быть различной в зависимости от индивидуума.

Другой смысл утверждения, что «слон никогда не забывает», состоит в том, что эти животные надолго затаивают злобу против тех людей, которые причинили им неприятности, и ждут момента, чтобы отомстить. Мало того, что это неправда, это еще и чушь собачья. Если бы Тембо действительно затаивал злобу, половина слоновьей популяции в Африке уже бы носилась, охваченная амоком, и мстила бы и черным и белым охотникам, которые постоянно их преследуют. На самом же деле те слоны, которые уже знакомы с охотой, и те, которые носят пулю в своей плоти или кости, все равно не станут первыми нападать на человека. Да, попадаются особи с крутым нравом. И такие раздражительные типы могут проявить инициативу, не дожидаясь, когда прежние или новые мучители начнут снова их изводить. Ну а слонов, содержащихся в зоопарках и в цирках, садисты человеческого вида частенько дразнят и даже пытают. И такие вот слоны не верят никому, за исключением своих верных друзей и смотрителей.

Большая часть этих друзей и смотрителей от Сиама до Конго разделяет убеждение пигмеев, что «уку разговаривают друг с другом». Они верят в то, что горловые звуки, издаваемые слонами, являются на самом деле примитивной речью, к которой прибавляется чуть ли не телепатическое понимание. Еще они верят в то, что дрессированные слоны при общении с человеком применяют именно свои умственные способности к телепатии. И понимают они куда больше, чем тридцать — сорок слов-команд корнака и сигналов рукой и хаукусами.

Наверное, слон обладает развитой до феноменального уровня интуицией, а не телепатией. Во всяком случае, чем бы он там ни обладал, я сам, имея дело со слонами, ощущал у них нечто подобное. Об этом я слышал и от других. Замечательный натуралист Айвен Сандерсон пишет, что «попадались слоны, которые, будучи знакомыми со мной меньше часа, выполняли мои команды, прежде чем я произносил их вслух, находясь при этом от них на расстоянии». А конголезский корнак Бодеко из леса Итури часто повторял про свою слониху, что «Белла слушает внимательнее, чем люди, и умеет разговаривать бесшумно».

Белла была одной из двух лесных слоних, которых я купил в мае 1959 года на частной станции, неподалеку от правительственного лагеря по обучению слонов в Эпулу. Это была взрослая слониха, весом в четыре тонны и с острыми, четырех футов длиной бивнями. Ее подруга Венера ростом была чуть пониже, а весом на полтонны меньше. У нее были короткие, похожие на обрубки бивни и слегка капризное выражение лица. Купив слоних, я тут же нанял двух корнаков, Бодеко и его брата Бокве. Эти два замечательных человека, пройдя обучение в лагере Эпулу, проявляли гораздо больше интереса, симпатии и понимания к своим громадным подопечным, чем к женам и детям. Они являлись представителями небольшого племени пигмоидов балезе и прежде относились к слонам как к ньяме, мясу. Именно так черное население Африки воспринимает все великолепное животное царство. Но теперь мои корнаки относились к слонам как к людям.