Китабу о животных
Шрифт:
Во время опытов с приматами по проверке их изобретательности и способности к механике шимпанзе, решая классические проблемы — им требовалось достать палкой апельсин или виноград, лежащие рядом с клеткой, или построить из ящиков пирамиду, чтобы добраться до банана, висящего на крючке на потолке, — как и предполагалось, показали лучшие результаты.
О том, как воспользоваться палкой, обезьяна догадывается лишь в том случае, когда палка и фрукты лежат рядом, касаясь друг друга. И только шимпанзе абсолютно не нуждается в столь ясном намеке — он короткой палкой придвинет к себе длинную, а затем длинной дотянется до фруктов. Если Сокомуту выдать два бамбуковых шеста, ни один из которых не достигает достаточной длины, шимпанзе вставит один из них в другой, создав таким образом орудие труда,
Другие обезьяны подтаскивают ящик из-под апельсинов под вечно болтающийся наверху банан, но поставить ящики штабелем им и в голову не придет. Шимпанзе из четырех ящиков воздвигали что-то вроде небоскреба, а потом, если фрукт все еще оставался вне досягаемости, спускались вниз, брали в руки палку, забирались обратно и сбивали-таки банан. Насколько мне известно, ни один из них не пытался достать палку, находясь на верху небоскреба, но один предприимчивый шимпанзе, по кличке Султан, не имея под рукой палки, совершил другой акробатический трюк.
От Султана требовалось, чтобы он поставил один на другой несколько разбросанных на земле ящиков. Вместо этого он схватил главного психолога за штаны, подтащил ошеломленного человека под необходимый банан, забрался ему на плечи и снял фрукт с крючка.
И на подобные физические и мыслительные подвиги шимпанзе подвигают отнюдь не чувство голода и страсть к гурманству. Их так же, как вас или меня, воодушевляет собственное эго, они тоже жаждут внимания, стремятся поразить зрителей, завоевать их одобрение, восхищение и даже любовь. Когда они ошибаются и в награду не получают ничего, их может охватить раздражение, апатия, они могут начать кричать и колотить по стенам — отчасти от расстройства и разочарования, но в большей степени от того, что не терпят быть обманутыми, опозоренными и оказаться проигравшими.
Содержащиеся в неволе гориллы, которым предлагаются те же тесты, не проявляют криками своих эмоций. Они ведут себя будто буддистские священнослужители, вынужденные присутствовать на футбольном матче, — сидят с отчужденным и слегка осуждающим видом, озадаченные и скучающие. Так как горилл мало интересуют проблемы постройки штабелей из ящиков, применения шестов или иных принципов механики, они в случае неудачи сердятся и расстраиваются редко. Замки они открывать не станут, а палку, которую каждый относящийся к себе с уважением шимпанзе использует в качестве лома для крушения клетки, горилла задумчиво рассмотрит и отбросит в сторону. Но, когда >тих обезьян приводят в лабораторию, где находится оборудование для проверки их способностей на визуальное установление различий, они явно начинают нервничать, страдать и даже неистовствовать.
В зоопарке Сан-Диего, где постоянно проводят научные эксперименты с приматами, пятнадцатилетняя горилла, по имени Альберт, каждый раз с презрением вдребезги разбивала аппаратуру своими кулаками. «Было очевидно, что Альберт не желает решать задачи, — сообщил доктор Дуан М. Рамбаух, главный психолог, — как выяснилось, он готов драться до конца, лишь бы не определять разницу между квадратом и кругом».
Разумеется, можно сразу заключить, что гориллы глупее шимпанзе, хотя на самом деле следует понять, что они просто менее похожи на человека. Движимые эго эксгибиционисты-шимпанзе по-настоящему обожают научные опыты, радуются своим победам и рыдают из-за своих ошибок. Замкнутые интроверты-гориллы активно не переносят саму процедуру психологического тестирования, столь для них чуждую. Тем не менее они на многое способны, если сами того захотят, и тем самым напрочь опрокидывают все наши поспешные о них суждения.
Бывший директор зоопарка
«Наших горилл явно не интересовало все, что имело отношение к природе механики. Когда мы ставили препятствия на пути к желаемому ими, желаемое тут же теряло всякое значение. И поначалу мы в это поверили, но, когда мы оставили одну гориллу взаперти, другая подошла к соединявшей их помещения закрытой двери, i которая в течение предыдущих шести лет оставалась незапертой, подняла руками дверь вверх и держала ее в этом положении до тех пор, пока первая горилла не выбралась наружу. Затем она быстро отдернула руки, дверь опустилась, а горилла пошла себе дальше, не проявив ни малейшей эмоции по поводу совершенного подвига».
Просто гориллы не разделяют наши представления о поведении и мотивации. И мы не имеем права судить о них по нашим меркам, и, как подтверждают последние эксперименты, мы не умеем определять уровень интеллекта вроде бы похожих на человека шимпанзе.
Сокомуту часто сравнивают с человеческими детьми, двухлетними, трехлетними, или глухонемыми четырех-пяти лет. Но они абсолютно другие. Маленькие дети указанных возрастов плохо координируют свои действия. Эти частично сформированные существа лишены суждений и самостоятельности. Шимпанзе же прекрасно координируют свои действия, обладают проницательностью и превосходно разбираются в проблемах своего общества и окружающей их среды. Мотоциклы, режущие инструменты и электронные доски не являются частью их древесно-фруктового образа жизни, и сам факт, что они справляются с ними, убедительно подтверждает наличие у Сокомуту умственных способностей к приспособляемости, что и определяет их интеллект.
Антрополог Ирвен Де Вор в великолепном томе «Приматы» в серии Библиотека Природы «Лайф» предположил:
«Представьте себе ньюйоркца, которого поймала стая шимпанзе, отвезла в Африку и посадила высоко на дерево в трехстах футах от земли. И все его способности — блестящее знание языка, опыт в налаживании сломанного топливного насоса, умение торговаться — окажутся абсолютно бесполезными. Цепляющийся за дорогую его сердцу жизнь, частенько путающий съедобные растения с ядовитыми и, без сомнения, принимающий одного шимпанзе за другого, он покажется своим хозяевам на редкость тупым животным. И подобное суждение о нем окажется, конечно, ошибочным, потому что (вызвано оно будет полным непониманием того, что ньюйоркцы не созданы для того, чтобы жить на деревьях».
Многие цивилизованные люди психологически не способны просуществовать неделю в лесу, не говоря уже о том, чтобы жить на деревьях. Туристы, заблудившись в лесу, в считанные дни погибают от «голода» и «беззащитности», несмотря на то что человек способен прожить без пищи несколько недель за счет собственных накоплений жира и выдержать без костра такую пониженную температуру, при которой 600-фунтовая горилла может и погибнуть. Суть заключается в том, что в большинстве случаев потерявшийся человек умирает от страха и истерии. Охваченный паникой, он перестает соображать, начинает мучаться от голода, хотя вокруг полным-полно подходящей пищи, которую он либо не в состоянии распознать, либо не в состоянии проглотить. Человек убеждает сам себя, что он не просто голоден, а умирает от голода, что он не просто мерзнет, а замерзает до смерти. И он носится с криками по лесам, доводя до крайнего напряжения свои мозги, сердце и кровяное давление, пока не погибнет.
Шимпанзе, столкнувшись с куда менее естественными проблемами жизни в чуждых, хромированных джунглях, ухитрились не только выжить и научиться пользоваться новыми для них устройствами. Они продемонстрировали умение понимать, употреблять и даже требовать единственное изобретение человека — символическое и абсолютно бесполезное само по себе, — которое доминирует над любыми человеческими поступками, амбициями и желаниями. Африканские «люди на рынке» усвоили ценности рынка человека: они научились работать за деньги, тратить их, откладывать, копить, требовать, обманывать, воровать и даже драться ради денег.