Китайская власть
Шрифт:
Зная весомость китайского фактора в настоящем и будущем России, внутри страны периодически возникает желание реализовать две смежные геополитические стратегии: первая из которых рассчитывает уравновесить Китай сотрудничеством с Японией и с Индией, вторая — усилить взаимодействие с пограничными с Китаем режимами, прежде всего КНДР и Вьетнамом. Однако политика условной «японской партии» обречена на провал — Япония сама значительно вовлечена в орбиту экономического влияния Китая и де-факто находится под военным протекторатом США, в связи с чем рассчитывать на Японию до отмены американского оккупационного режима по меньшей мере преждевременно. Островная Япония также вряд ли станет серьезным противовесом континентальному Китаю в случае противостояния России и Китая. Аналогичная ситуация с Индией, которая максимально привязана к англо-американскому сотрудничеству и не имеет мотивов поддерживать Россию в противостоянии с Китаем. Стоит ли вообще рассуждать о поддержке
Не имея однозначного ответа на складывающуюся ситуацию, Россия оказывается в интересном положении: вынужденная союзничать с Китаем, она конкурирует с ним, создает систему, сдерживающую Китай в Средней и Восточной Азии, при этом использует его же ресурсы для этой конкуренции. Сегодня значительная часть экспорта леса, углеводородов, электричества из России идет на обеспечение экономики КНР, в ближайшее десятилетие нет сомнений, что КНР также станет крупнейшим потребителем российской пищевой продукции, высокотехнологичной продукции, металлической продукции, решений в области программного обеспечения, воды. Произойдет полная переориентация России на китайский рынок. При этом максимальная близость ресурсов России к рынку КНР, в отличие от той же Африки, создает значительные угрозы экологии России, и даже может создать ресурсный голод для собственных отраслей промышленности в связи с контролем над сырьем со стороны игроков китайского рынка.
При этом культурной и популяционной интеграции не произойдет — основные миграционные потоки Китая направлены на страны Юго-Восточной Азии, Европы и США, гражданство России не пользуется популярностью в Китае, а реальные ассимиляционные процессы в сотни раз меньше тех, что может нарисовать воображение. Наряду с отсутствием ассимиляции, в России растет в геометрической прогрессии число выпускников вузов со знанием китайского языка, которые не только становятся сегодня самыми высокооплачиваемыми специалистами, но и, без сомнения, составят костяк элиты будущей России: если в 1990 г. число граждан России, владеющих китайским языком, по некоторым частным оценкам, достигало 1 тыс. человек, то сегодня вузы России выпускают до нескольких тысяч таких специалистов ежегодно.
Структурно эти процессы напоминают процессы, происходящие в исторических кочевых государствах, примыкающих к Китаю и испытывающих его политическое и культурное влияние. Например, маньчжурское государство, впоследствии образовавшее государство Цин на территории Китая, а также других кочевых соседей Китая.
Важно понимать, что усиление интеграции регионов Дальнего Востока, Сибири, Урала, стран Средней Азии вызвано прежде всего ростом потребления и экономики самого Китая, и купирование избыточного экономического влияния Восточного соседа на эти регионы может быть достигнуто только собственными инвестициями России в данные территории, способные дать работу местному населению или направить сырьевые потоки для развития собственной растущей экономики. Экономическая ассимиляция данных территорий вызвана в последнюю очередь планами КНР и в первую очередь — ослаблением собственной экономики России.
Сама проблематика культурной или политической инкорпорации России или российской элиты имеет и оборотную, китайскую сторону: включение тех или иных «внешних территорий» в состав Китая исторически носило характер дорогостоящих геополитических проектов, которые серьезно обременяли развитие собственного Китая. Такое включение территорий преследовало цель «умиротворения» воинственных окраин — это относится к Северо-Восточному Китаю, Синьцзяну (тюркские территории), Монголии, Тибету, — которое и сегодня недешево обходится Китаю. В этом отношении Китай сегодня прикрыт практически со всех сторон и если и преследует цель включения каких-либо внешних территорий с целью защиты, то в первую очередь это относится к Монгольской Народной Республике, и уже во вторую очередь — ко всем иным приграничным территориям, не только Российской Федерации, но и других соседей Китая.
Глобальным цивилизационным противником Китая, преследующим цели, что доказано историей, геноцида китайского населения и уничтожения китайской цивилизации, является коллективный Запад, в том числе США, которые до сих пор снабжают оппозиционный Пекину Тайвань оружием и гарантируют его безопасность в случае агрессии Китая, что угрожает последнему утратой национального единства с учетом разнородных китайских субэтнических образований, из которых состоит современный Китай.
Преследуя цель защитить собственную китайскую ойкумену от цивилизационного геноцида Запада, начавшегося еще с Опиумных войн, Китай ставит цель глобального доминирования в том числе и над индоарийской цивилизацией, повторяя старые имперские геополитические паттерны об умиротворении «варваров четырех сторон света», но уже в мировом объеме.
При
Таким образом в мировом пространстве создается ниша между диктатом США и давлением инородного Китая, которую может занять одна из крупных стран в XXI в., при этом фактор экономического влияния, не говоря уже о весьма условном показателе ВВП, оказывается вторичным в достижении влияния над этой значительной нишей стран или части политической элиты стран.
Окажется ли Российская Федерация способной занять эту нишу, зависит от целого ряда факторов, в том числе и прежде всего от того, сможет ли сама Российская Федерация внутри собственного пространства системно решить вопрос растущего на глазах китайского влияния в условиях ориентации значительной части существующей политической элиты на «западное будущее России».
Важнейшую роль в этом вопросе должна сыграть собственно русская публичная китаистика и востоковедение в целом, которая сегодня фактически отсутствует в России.
Вторая сторона этой «медали» — китайская. Геополитический расцвет китайских империй — династии Тан, династии Мин, династии Цин — строился и базировался в первую очередь на установлении контроля, косвенного или прямого, над своими северными границами. И только после этого Срединная империя могла процветать и долго и стабильно развиваться, что всегда, абсолютно всегда, заканчивалось разложением империи, армии и бюрократического аппарата и скатыванием в гражданскую войну между региональными элитами. Трудно представить развитие династии Цин, ее процветание, если бы активная восточная политика царевны Софьи и графа Голицына продолжилась и Россия поставила бы перед собой цель выхода к незамерзающим портам Тихого океана: без всякого сомнения, это привело бы к установлению в Китае двух государств — Северного и Южного Китая, в котором Южный был бы тесно связан союзническими отношениями с Россией против своего северного соседа либо вообще поглотил разоренный гражданской войной и войной с маньчжурами Северный Китай. Такие сценарии только кажутся иллюзорными, если не принимать во внимание, что к моменту активного наступления России к берегам Тихого океана маньчжурская армия была абсолютно истощена 30-летней войной за установление контроля над Китаем, а Россия с опорой на Джунгарское ханство могла бы на долгие годы закрепить контроль над Северным Китаем. Однако из-за антишведского и, к слову, пробританского вектора своей политики Петр I предпочел свернуть активную китайскую политику, отдал китайцам завоевания России на Дальнем Востоке и ввязался в войну вначале за Азовское, а потом и за Балтийское море — отодвинув Восточный геополитический триумф России на 200 лет и подарив маньчжурскому оккупационному режиму и ряду крупных западных финансовых игроков, в том числе Ватикану, Великобритании, Португалии, процветание за счет китайской экономики. В победе русского оружия над маньчжурами не приходилось сомневаться: реальные боевые действия, в том числе Албазинская осада, показали, что сибирские казаки, которые формировались прежде всего из финно-угорских народов Урала и Северной Европы, могли противостоять китайской армии при превосходстве последней в 100–200 раз и могли бы удержать не только территорию Дальнего Востока, но и при продолжающейся в середине 1680-х гг. гражданской войне в Южном Китае выйти к Желтому морю. Но вместо Желтого моря Россия вышла к Финскому заливу и Азовскому морю, обеспечив европейцам и союзу католических стран полноценный дистанционный контроль над Китаем.
Современная ситуация, когда российская Арктика становится новым оголенным «северным фронтом», а на южном фланге одновременно переживает ренессанс новая Османская империя и беспрецедентно для истории России усилившийся Китай, сокращает поле вариантов для фактического выживания России — геополитической конструкции, сложившейся 400 лет назад по итогам правления Ивана Грозного.
Варианты реального будущего для России, оказавшейся в трудной геополитической конструкции, не разнообразны. Самая значительная угроза заключается в превращении ее территории в поле бесконечного сражения различных геополитических сил, окружающих Россию, или их противников за контроль над Евразийским и Арктическим транзитом, ее развал и утрата единого государственного пространства, что случилось и с Арабским халифатом, и с Тюркским каганатом и почти грозило Китаю менее чем сто лет назад. В отличие от Гражданской войны в России начала XX в., которая длилась лишь пять лет, новая вероятная гражданская война будет длиться десятилетиями, так как на границах России сегодня прочно существуют турецкое и китайское государства, которые не допустят появления на своих границах прозападного государства, прибегнут к максимуму мер для создания лояльных правительств на приграничных территориях и в глубине России, прежде всего опираясь на национальные меньшинства Российской Федерации.