Кизиловый мост
Шрифт:
– Ну тогда полезли наверх, - с несвойственной ему мрачностью отозвался Керемхан.
– Ты как считаешь, Сария?
– Как решит бригада, - весело ответила я, довольная, что именно сейчас Керемхан вдруг обратился ко мне на "ты".
– А что, если вести работы параллельно?
– с глубокомысленным видом предложил Солтан.
– Как на Братской ГЭС. Полдня наверху, полдня внизу. По крайней мере, у начальника нервы будут в порядке.
– Что ж, это дело!
– оживился Керемхан.
– С утра, пока начальника нет, наверху, а после обеда - на мосту, и вкалывать, пока дневную норму не дадим!
Предложение было
Так в несколько необычных условиях началась моя трудовая деятельность. Сначала мне даже нравилась эта таинственная обстановка, было весело и немножко походило на игру. Потом стало обидно.
Мост Адиль не забывал - раза два даже присылал нормировщиков замерять нашу выработку, но той работой, которую мы делали наверху, тяжелой, изнурительной и очень важной (он ведь хорошо это понимал!), Адиль совершенно не интересовался. Я прятала от мужа свои исцарапанные, до крови ободранные руки, - он не должен знать, что, несмотря на протесты мужчин, я вместе с ними долблю камни, корчую пни, таскаю цемент. А я так мечтала, когда ехала сюда, что буду делиться с мужем всеми новыми впечатлениями, всеми мыслями... Адиль ничего не спрашивал о моих товарищах, о том, как они ко мне относятся. Неужели ему неинтересно?.. Разве дело только в том, чтобы выполнить план и уложиться в сроки? Я все отчетливее ощущала, что начинаю жить двойной жизнью: работа, товарищи, наши общие интересы - это одна жизнь, трудная, увлекательная, полная новых впечатлений, но она кончалась с окончанием рабочего дня. Возвращаясь в палатку, я становилась только женой начальника строительства. Всем своим видом Адиль давал понять, что моя работа - пустяки и не стоит о ней говорить. Я молчала.
Даже когда расширение русла было закончено, Адиль сделал вид, что ничего не произошло, хотя техник, которого он прислал, симпатичный молодой парень, весело поздравивший нас с первой победой, конечно, докладывал об этом ему.
Строительство дороги шло быстрыми темпами. Нужно было закончить основные работы до осенних дождей. Мост, который строила наша бригада, был частью большого, важного дела. Мы хорошо понимали это, и нас не нужно было подгонять.
Закончив расчистку русла, мы крепко взялись за "малыша" (так мы называли наш мост) и сразу стали опережать график. Адиль действительно мог не беспокоиться. Я больше не чувствовала себя здесь новичком. Расширились мои "теоретические познания", а главное, я научилась неплохо орудовать ломом, подавать камни, готовить раствор, а при случае и сгрузить стройматериалы.
У меня уже почти не болела спина - в обед мы даже иногда играли в теннис, а вечером я занималась хозяйством: готовила, стирала, гладила...
Каждое воскресенье я отправлялась в район на базар.
– Может быть, и нам что-нибудь захватишь, Сария-ханум?
– спросил как-то Солтан, подходя к машине.
– А что?
– Ну чего-нибудь... мяса, яиц, овощей, да что хочешь.
– Ясно, - усмехнулась я, включая мотор.
– Будет сделано.
Так я сказала, хотя и сознавала очень хорошо, что Адилю это не понравится. Жена начальника строительства покупает продукты для рабочих, - а как же авторитет?
Поддерживать авторитет мужа вообще оказалось довольно мучительно. Когда я готовила ужин и вкусный запах жареного мяса разносился по лагерю, мне было не по себе. Ведь ничего не стоило сделать лишний десяток котлет, раз уж я все равно вожусь с мясорубкой, а ребята были бы
Как-то зайдя туда, я увидела, что Гариб сидит в одних брюках, а майка и ковбойка висят на ветке.
– Сами стирали?
– Сам.її Заметно?ї Неї очень-то уї меняї получается. И в армии не научился.
– Н-да... Приносите, когда высохнет, хоть поглажу. У вас ведь нет утюга?
– Что вы, зачем? Это я просто не успел отнести в деревню, мне там стирает одна женщина.
– Ну, раз уж не успели, приносите.
Конечно, он ничего не принес. После работы я разогрела утюг, сама сняла рубашку с ветки и выгладила. Гладила я ее почему-то очень старательно, хотя знала, что в ней не на концерт идти. Я заметила, что Гариб никогда не застегивает ковбойку на все пуговицы, поэтому отвороты выгладила и изнутри. В общем, когда я сложила рубашку, она была словно из магазина. Я как раз любовалась делом своих рук, когда подъехал Адиль.
– Чья это рубашка?
– спросил он, входя.
– Бульдозериста, Гариба.
– И что это ты вдруг решила на него стирать?
– Да он сам стирал, я только погладила, пуговицу вот пришила.
– Странно... Не понимаю, зачем тебе это нужно...
Он взял мыло и полотенце и пошел к реке. Когда он спустился вниз, я взяла ковбойку, побежала к палатке рабочих, быстро положила рубашку на койку Гариба, потом не спеша, степенно вернулась и стала накрывать на стол. Приготовила салат. Положила ножи, вилки. Разлила суп по тарелкам и разогрела жареное мясо. В маленький хрустальный графинчик, привезенный из Баку, налила ледяной речной воды. Рядом поставила стакан с тюльпанами, которые нарвала у подножия горы. Стол выглядел прямо празднично.
Адиль вернулся веселый, розовый от холодной воды. Мы с удовольствием принялись за еду - аппетита нам обоим не занимать.
С гор дул прохладный ветерок, несущий аромат цветущих диких яблонь, трава кругом была зеленая и много цветов. Хорошо!
Из палатки рабочих послышался смех и громкие голоса. Керемхан неожиданно высоким, звонким голосом запел веселую старинную песенку о дочери хаджи.
Пел он здорово. Да и песенка была задорная!
Если тебя отдадут за меня,
Толстую дочь хаджи я выставлю за дверь.
Я рассмеялась.
– Адиль, ты чего такой кислый?
– Мне хотелось, чтобы ему было весело.
– Да я вовсе не кислый. Удивляюсь только, как ты можешь смеяться?! Неужели не понимаешь, что это пошлость!
Я удивленно посмотрела на мужа - первый раз он говорил со мной резко. Он, видимо, очень рассердился, даже лицо покрылось пятнами, а' ведь он такой сдержанный. Непонятно... Может быть, я действительно очень глупа и смеяться тут нечему. Ну и что? Все равно весело: "Толстую дочь хаджи я выставлю за дверь".
"Ну зачем ты сердишься, Адиль?
– думала я, с тоской наблюдая, как он кладет варенье в чай и размешивает его ложечкой.
– Может, ты и прав, но мне было смешно!.. И знаешь, сердись не сердись, а если Гарибу или Керемхану надо будет погладить рубашку, я поглажу. И тебе придется к этому привыкнуть, иначе я не могу".
– Полежи, Адиль, ты устал сегодня.
– А ты?
– А я пока уберу со стола.
Адиль ничего не ответил, встал и пошел в палатку. Я вымыла посуду, поставила чайник - после ужина Адиль всегда пил чай.