Клад адмирала
Шрифт:
– Помнишь, ты в горотдел к Мамонтову заходил, Иван Артемьевич, – пожимая хозяину руку, сказал Нетесов. – По поводу золотого клада.
– Было, – Бражников кивнул, жестом предлагая проходить к столу, садиться.
– Вот и приехали. Еще раз послушать… – Сергей выразительно посмотрел на Зимина: дескать, тебе нужно, ты и разговаривай.
– Вы говорили, что Тютрюмов приехал сюда среди ночи к вашему деду, – начал Зимин.
– Так.
– Предупредил, чтобы уезжал быстро, иначе заберут в чека. А когда дед ваш уехал, закопал
– Точно. – Бражников достал из нагрудного кармана рубахи мятую пачку сигарет, закурил. Бросалось в глаза: руки его, особенно тыльные стороны ладоней, сплошь были покрыты свежими и подживающими царапинами от шиповниковых колючек.
– А почему вы решили, что Тютрюмов приехал золото закапывать?
– Это не я – это дед так решил.
– Только на том основании, что Тютрюмов приехал предупредить о готовящемся аресте?
– А этого мало?
– Не знаю. По-моему, все-таки мало, – сказал Зимин.
– Не густо, – согласился с ним Нетесов.
– Не густо – это если не знать Тютрюмова, – сказал Бражников. – Головорез отпетый. Пока в наших местах был, сотнями людей пускал в расход. А тут ему незнакомого объездчика жаль вдруг стало. По весенней грязи, под дождем, за полтора десятка километров коня погнал среди ночи спасать какого-то Силантия Бражникова. Каково?
– По весенней распутице приехал? – уловив несостыковку, переспросил Зимин.
– Да, – подтвердил Бражников. – Дед вспоминал: уезжали, первую колбу по дороге рвали, с хлебом ели.
– А Тютрюмов завладел колчаковским золотом только в конце лета, – сразу поскучнев, сказал Зимин.
– Ну, может, что-то я путаю. Может, и осенью было это, – после короткой заминки сказал Бражников. – Или, может, еще какое золото было.
– Может… – отозвался Зимин, хотя был уверен, что собеседник время приезда командира Пихтовского ЧОНа Тютрюмова к лесообъездчику на Пятнадцатый километр – весна 1920 года – называет абсолютно точно. Опять невольно подумал: прав Сергей, и бражниковская версия насчет местонахождения пихтовского золотого клада – очередная, «девятнадцатая». Не исключено, что и рассказ о том, будто Тютрюмов, якобы ринувшийся ненастной ночью из Пихтового в Вереевский бор предупредить лесообъездчика о грозящей опасности, тоже одна из легенд, какими буйно, как поваленное, долго пролежавшее дерево покрывается мхом и лишайником, поросло все, что касается адмиральских сокровищ.
Зимину захотелось поскорее закруглить разговор, распрощаться.
За окном загрохотала вечерняя электричка в сторону Пихтового, тут же в противоположном направлении простучал груженый углем товарняк. Проводив поезда рассеянным взглядом, Зимин спросил:
– Здесь раньше деревня Витебка была?
– Да, – кивнул Бражников, закуривая новую сигарету.
– Школа рядом?
– Лет тридцать назад еще стояла. Тут, под боком.
– Понятно… – Зимин кивнул.
– Не верите? – угадав его настроение, спросил
– Да нет, почему. Все может быть, – пробормотал Зимин.
– Не верите, – уже утвердительным тоном сказал Бражников. – А вот как объяснить такой случай. Лет пять назад получаю телеграмму от сына из Забайкалья, он служит в тамошнем округе. Зовет срочно нас с женой на свадьбу. Приезжаем. И оказывается, что никакой телеграммы он не отправлял, свадьбы не намечается. Розыгрыш какой-то. Возвратились – около дома самого, чуть не под фундаментом, земля перелопачена. Шурфов с полтора десятка наделано. Копка свежая.
– Интересно, – оживился сидевший с безучастным видом Нетесов. – Ты к нам тогда обращался?
– Что бы я вам говорил? Что кто-то рылся? И что бы вы стали делать?
– Ну, не знаю…
– Вот именно. – Бражников усмехнулся. – Слушайте, что было дальше. Анну этим летом повез на Кирековское озеро, на целебные грязи. Сопроводил – и тут же обратно. И опять застаю форменный свинорой возле дома. И впридачу устроителя этого свинороя. Так азартно копал – меня даже не заметил. Спросил его, что делает. Он откровенно: «Клад ищу».
– А ты?
– А я что ему сделаю? Велел сровнять землю и проваливать вон, не появляться на глаза впредь.
– Кто это копал? – поинтересовался Сергей.
– Да вроде из наших мест мужик. Рыжий такой, лет тридцати. Как-то раз в электричке встречал его раньше и потом еще на перроне в Пихтовом.
– И после этого ты опять в милицию не пошел…
– Да ну, несерьезно, – отмахнулся Бражников. – Может, он тронутый какой.
– Про первые раскопки его спрашивал?
– Спрашивал. Говорит, первый раз копал.
– А почему именно у твоего дома, не в каком другом месте? Как он это объяснил?
– Никак. Молчал.
– Значит, летом этого года было? – уточнил Нетесов.
– В июне. В середине.
Вошла, поздоровалась женщина в ватнике, жена Бражникова, опустила полные подойники на лавку около печи. Раздевшись, через марлю нацедила в глиняные кружки парного молока, поставила перед гостями, перед мужем.
– Помнишь, Нюра, на вокзале показывал тебе мужика, который рылся возле нашего дома, золото искал? – спросил Бражников у жены.
– Помню, – ответила женщина. – Из Таловки, кажется. А может, даже в самой Пихтовой теперь живет.
– Это не кочегар из техникумовской котельной? – спросил Нетесов.
– Нет. Того-то уж я знаю как облупленного, – ответила жена Бражникова. – Он у нас и бывал на днях. Вместе с этим самым… С кем он вместе клад ищет…
– С биолокаторщиком, – подсказал Нетесов.
– Вот-вот, – закивала Бражникова.
Зимин, рассеянно, скептически слушая разговор, недоумевал: с какой стороны возле домика копали? В прошлый приезд он прошелся вокруг домика: земля слежавшаяся, утоптанная. Идеально ровная площадка. Смети листья – и хоть бильярдные шары гоняй по такой.