Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Много немцев было во время нацизма заключено за свои убеждения в тюрьмы, концлагеря и убито. Сколько людей по деревням и городам оказывало бескорыстную помощь несчастным людям.
Сколько было в те дни добрых, жертвенных и мужественных христианских душ в Германии. Могу свидетельствовать о жертвенном, чисто христианском отношении к русским военнопленным одного мекленбургского помещика, посчитавшего своим долгом похоронить с православной молитвой скончавшегося в его имении русского военнопленного.
Наше сестричество церковное приняло участие в этой акции, за которую немец предан был суду
Вспоминаю тайные экуменические христианские собрания во время войны в Шарлоттенбурге на квартире престарелого пастора Унгнада. Мы собирались там, как братья-христиане: протестанты, римо-католики и православные. Из среды этого кружка были мученики за веру, как казнённый отец Метцгер.
Не могу я не вспомнить и о раскаянии одной души, которой властями было поручено перлюстрировать письма православного пастыря. Религиозное содержание писем так подействовало на эту душу, что ей открылся духовный мир, и она с покаянием пришла к тому самому пастырю, письма которого перлюстрировала. Таковы пути Промысла Божия”.
Об этом же Иоанну Шаховскому удалось сказать в стихах. Стихи 1943 года “Смерть воинов”.
Без утешения, без роптания,
Переступив порог земной,
Как дети светлого незнанья,
Вы все стучитесь в город Мой.
На миг – враги, навеки – братья,
Вы к миру Моему пришли,
В полях и рощах, где распятье
Стоит, как путь среди земли.
Распятья в полях и рощах – это, конечно, приметы Германии; у нас крест просто безо всего – две палки одинаковой длины, а Германии на перекрестках ставится крест правильный (восьми или четырехконечный), но с распятым на нём Спасителем.
Прошел Сталинград. И церковные люди сразу отметили, что битва закончилась в Богоявленские дни 1943 года. Другая примета времени: на следующий день после празднования именин митрополита Сергия (его именины 11 июля по новому), в день Петра и Павла началась Курско-Орловская операция, которая закончилась в Преображенские дни – 25 августа 1943 года.
После этого стало ясно, что война немцами проиграна и наше дело - дойти, а их дело - ждать. Твардовский после войны как-то намёками стал говорить о поведении наших войск на оккупированной нами территории. По крайней мере, за изнасилование немецких девушек бойцы ничего не получали; и даже у Твардовского в “Тёркине” мы увидим, что
По дороге на Берлин
Вьётся белый пух перин…
Так это означает, что немцы убегали внезапно – накануне еще мыли стены в своих домах (по привычке). И прошел
Потом, когда уже надо было лечить наших раненых и наших остовцев, то немецкие врачи были верны клятве Гиппократа, то есть, лечили в высшей степени добросовестно.
Конечно, существовала разница менталитетов. Например, у немцев против наступающей русской армии партизанского движения не было, да и своих отступающих солдат немецкие деревни не принимали: сами немцы своим же не давали куска хлеба (просто потому, что вы “побеждённые - и нам вас не надо”).
Бомбёжки, разруха, смерть близких – всё это действительно смывало с человеческих лиц как бы выражение устойчивости всех земных ценностей. Не надо забывать, что “зависеть” - от слова “висеть”: люди стали воспринимать свой земной мир только подвешенным на милости Божией, но по грехам нашим он легко может рухнуть. Вот это ощущение непрочности здешнего мира и раскрывающееся из тайников души упование на милость Божию и на вечность в этой милости - это и называли тогда “пасхой среди лета”.
Иоанн Шаховской в “Город в огне” пишет так: “Победа не всегда является победой Божией, всякое поражение людей есть всегда Божье спасительная для всех победа – Пасха среди лета”.
В Великий Четверг 1945 года, когда идут последние залпы, а православные причащаются Иоанн Шаховской обращает свою молитву ко Господу – эта молитва бессмертна.
“Многие сейчас молятся. Господи, даруй им молитву совершенную! Многие Тебя просят – исполни их прошение… Многие сейчас насыщаются Твоей пищей – благослови ее.
Многие сочетаются в эту минуту браком (хотя он не положен по уставу, но разрешали смертного часа ради – В.Е.) – Господи, благослови эти супружества.
Многие умирают сейчас, - да будут их последние минуты во благодати Твоей…
Многие Тебя ищут, – откройся им. Многие сейчас грешат – прости их, обрати к свету. Многие стоят на пороге греха – не допусти их до него. Служащих Тебе укрепи на путях Твоей правды. Прими покаяние кающихся. Многие ещё Тебя не знают – даруй этой молитве быть верою за них... (курсив автора – В.Е.).
Слава и держава и благодарение Твоей правде. Аминь”.
Наша отечественная литература до высоты этой молитвы подняться не могла.
Стихотворение Твардовского “Я убит подо Ржевом” – это 1946 год, когда миновала смертная опасность, и исчез вопль “Господи помилуй”, и вступают в силу соображения всё-таки человеческие. А эти человеческие соображения – это ещё и школьное воспитание – хотя, по его собственному признанию про “дни не высиженные в школе” (он об этом всегда сожалел), - но что-то советская школа в нём оставила. Оставила, прежде всего, этот разврат безбожия, потому что именно по слову Господню – Аще кто соблазнит единого от малых сих, верующих во имя Мое, лучше ему на шею надеть жернов мельничный (ср. Мф.18;6).