Классическая русская литература в свете Христовой правды
Шрифт:
Ты убежал из боя?..” -
И замолчал отец-солдат,
Сидит согнувши спину
И грустный свой отводит взгляд
От глаз родного сына.
И праздник встречи навсегда
Как будто канул в омут,
И в дом пришедшая беда
Уже была как дома.
Не
Для совести и чести,
А та нещадная, когда
Позор и горе вместе.
Такая боль, такой позор,
Такое злое горе,
Что словно мгла на весь твой двор
И на твоё подворье.
На всю родню свою вокруг,
На прадеда и деда,
На внука, если будет внук,
На друга и соседа.
И это распространялось и пелось в тылу и на фронте и против дезертиров это действовало лучше, чем даже страх Именно благодаря такой пропаганде, к окруженцам и, вообще, к тем, кто попал в плен, вырабатывалось соответствующее отношение. Реабилитация началась только при Хрущеве, только в 60-е годы, а до этого всё “общественное мнение” страны от них отворачивалось.
И вот поднялся, тих и строг
В своей большой кручине,
Отец-солдат: “Так вот, сынок,
Не сын ты мне отныне.
Не мог мой сын, на том стою,
Не мог забыть присягу,
Покинуть родину в бою,
Придти домой бродягой.
Не мог мой сын, как я не мог
Забыть про честь солдата,
Хоть защищали мы, сынок,
Не то, что вы- куда там!..
И ты теперь оставь мой дом,
Ищи отца другого.
А не уйдёшь, так мы уйдём
Из под родного крова.
Не плачь, жена, тому так быть,
Был сын и нету сына.
Легко растить, легко любить,
Трудней сердце вынуть”.
И что-то молвил он ещё,
И смолк, и поднял руку,
Тихонько тронул за плечо
Жену свою, старуху.
Как
“Я всё, голубка, знаю,
Тебе ещё больнее, ты – мать,
Но я с тобой, родная.
Пускай наказаны судьбой, -
Не век скрипеть телеге,
Не так нам долго жить с тобой,
Но честь живёт во веки.
Собственно, этот сюжет лермонтовский – сюжет лермонтовского “Беглеца”:
Гарун бежал быстрее лани,
Быстрей, чем заяц от орла...
Но лермонтовский беглец в отчаянии кончает собой, но и тогда его никто не пожалел:
И мать поутру увидала…
И хладно отвернула взор.
И более того -
Ребята малые ругались
Над хладным телом мертвеца,
В преданьях вольности остались
Позор и гибель беглеца.
В балладе Твардовского несколько иначе:
Ни в дом родимого отца
Тебе дороги нету,
Ни к сердцу матери родной,
Поникшей под ударом.
И кары нет тебе иной,
Помимо смертной кары.
Иди, беги, спеши туда,
Откуда шел без чести,
И не прощенья, а суда
Проси себе на месте.
И на глазах друзей бойцов,
К тебе презренья полных,
Тот приговор, Иван Кравцов,
Ты выслушай безмолвно.
Как честь, прими тот приговор
И стой, и будь, как воин,
Хотя б в тот миг, как залп в упор
Покончит счёт с тобою.
А может быть, ещё тот суд
Свой приговор отложит,
И вновь ружьё тебе дадут,
Доверят вновь. Быть может...
Так, что кончается многоточием.
Если не говорить о пропаганде, то стихотворение – шедевр. Нам известен Твардовский 50-х, 60-х годов: “За далью даль”, “Тёркин на том свете” так те стихи и поэмы никак с этим не сравнимы, совсем другого масштаба.