Классическая русская литература в свете Христовой правды

Еремина Вера Михайловна

Эта сцена показывает то, что, хотя прошло уже девять лет, она все эти девять лет думает о Лаврецком и внутренне оплакивает эту свою неудавшеюся жизнь. (Мария Египетская не грехи оплакивает, а борется с греховными последствиями, но решимость у нее безусловная — ее сразу же, когда подавали монетку, назвали амма, то есть матушка, — так называют только стариц).

У Лизы — одна из самых распространенных ошибок, а именно, обыкновенная психическая ошибка. И, в сущности, — это монастырь без Бога, без Христа: не Небесный Жених и никакой ее не призывает — ей главное — уйти; и уйти туда, куда ей подсказывает социальный расклад. Именно с этими социальными раскладами идет борьба Серафима Саровского. Ведь такой же причиной, как неудачный роман, может быть и отсутствие всякого романа, то есть засидевшаяся девушка

не выходила замуж; не удавалось выйти замуж — шли в монастырь. Такая, уже за сорок, девушка из дворян приходит к Серафиму получить благословение на уход в монастырь. А тот ей отвечает, что жизнь в монастырях трудная, не для всех она выносима и тебе это совсем не надо, а ты выйдешь замуж [55] , но только помни, что в супружестве нужно соблюдать взаимную верность, мир и любовь.

55

Прп. Серафим Саровский — покровитель поздних браков (в том числе).

В Синодальный период Церковь находится, в сущности, в положении унизительном и униженном; и вдобавок с комплексом пауперизма, который поражает и белое духовенство и монастыри (особенно женские). Поэтому для игуменьи главное то, что Лиза Калитина принесет большой вклад, поэтому ей уже не до духовных причин. (Сейчас гораздо лучше).

Тургенев (человек малой церковности) в этом романе свидетельствует гораздо больше, чем он может осмыслить. Он говорит о том, что религиозная церковная судьба русской женщины оказывается настолько неустроенной и какой нужен подвиг, чтобы восстановить в своей жизни Христову истину.

И такой пример Тургеневу удалось создать, а именно, святая и праведная Лукерья («Живые мощи»). Лукерья была счастливой невестой; высоченная, полная, певунья, плясунья. Как совершается ее призвание? Она как-то упала и что-то в ней повредилось, доктора ей не помогли и она стала лежачей больной. Лукерья лежит в сарайчике, вся иссохла — ее прозвали «живые мощи».

Дальше у нее начинается, фактически, боговдохновенный и Богом посланный ей затвор. Поразительно, как дальше совершается ее жизнь. Прежде всего, она не только не ропщет, а она сразу же думает о том, кому хуже: у другого пристанища нет; иной слепой или глухой, а я, ведь, всё вижу, всё слышу. Она вся растворяется в этом внутреннем чутком внимании к Божьему миру и к Божьему делу. «Прочту, — говорит, — молитвы, а я их мало знаю: Отче Наш, Богородицу, да акафист, а потом лежу себе, лежу полеживаю и не думаю, чую, что жива, слышу — и вся я тут». На это митрополит Иоанн (Шаховской) замечает: «Вот оно — обнаженное восприятие жизни как бытия».

Лукерья достигает бесстрастия, но как — вот эта высшая простота духа без малейшего поползновения своей самости. С другой стороны, удивительная способность отстаивать Христову правду и в своей жизни и в жизни других. Приходит священник причащать ее и говорит — да зачем тебя исповедовать, ты в твоем положении и согрешить-то не можешь. А она ему отвечает: «а мысленный грех, батюшка?» Ее молитвы, видимо, достигают того, что когда к ней в тонком сне являются ее родители, то они свидетельствуют, что «ты свои грехи уже победила, а теперь побеждаешь наши. Нам теперь много способнее стало» (в загробном-то бытии).

Явление смерти дано было Лукерье в виде странницы. «Лицо особенное, постное лицо, строгое. И будто от нее все сторонятся, а она, вдруг, верть и прямо ко мне. Остановилась и смотрит. Я спрашиваю ее — кто ты? А она говорит — я смерть твоя. Мне что бы испугаться, а я, напротив, рада, радёхонька, крещусь. Говорит мне та женщина, смерть моя, — жаль мне тебя, Лукерья, но взять тебя с собою не могу, прощай. Господи, как мне тут грустно стало; и смерть моя вернулась ко мне и стала мне выговаривать — понимаю я, что назначает она мне мой смертный час, да не понятно так, не явственно, после, мол, петровок». Кончина Лукерьи действительно наступила после Петрова поста.

Уже в местном предании, которое дошло до Тургенева-рассказчика, сказано, что в самый час смерти в полном сознании Лукерья свидетельствовала, что был колокольный звон, хотя день был будний, а до ближайшей церкви пять вёрст. И сказано, что она же и свидетельствовала, что звон шел не со стороны церкви, а сверху — именно оттуда вышние

силы приветствовали Свою рабу.

Этот рассказ митрополит Иоанн (Шаховской) как бы заново открывает для себя в 50-е годы XX-го века и заканчивает так: «Только религиозной или подлинно художественной интуицией человек способен увидеть эту истину высшей человечности, как увидел ее Тургенев в лице многотерпеливой русской женщины. Ее духом, побеждающим все испытания, спасается Русь». (Подразумевается, конечно, советская действительность 50-х годов.)

Лекция 15.

Развитие темы нигилизма от Тургенева к Гончарову.

Роман “Отцы и дети” Тургенев писал очень быстро (на одном дыхании) и закончил работу в один год и том же 1861 году роман вышел. В романе Тургенев впервые ввел сам этот термин “нигилизм”.

С другой стороны в 1849 году Гончаров начал роман “Обрыв” и в нём не только вывел, так сказать, пра-нигилиста, но и наметил как бы будущность всего направления, во всяком случае, – как он видел его перед собой. Но Гончаров закончил свой роман только в 1868 голу, уже после Тургенева.

Уже фактически нигилизм, как теория был осмыслен позднее – в середине 70-х годов XIX-го века [56] . К середине 70-х нигилизм был уже весьма распространён, вышли вещи Лескова, такие как “Некуда” и «На ножах» и даже были написаны “Бесы” Достоевского, а всё ещё это явление оставалось неопределённым. И, пожалуй, теоретическое определение этого явления принадлежит Страхову.

Страхов пишет, во-первых, что, конечно же, нигилизм весь возник из западничества и что особенно умственные движения запада дали толчок для развития нигилизма. Нигилизм русский возник из Герцена и Белинского, но отчасти и от Чаадаева, то есть с середины 30-х годов. Любой нигилист обязательно имеет на западе непререкаемые авторитеты.

56

Статья Николая Николаевича Страхова “Нигилизм. Причины его происхождения и силы”. Жур. “Современник”, Москва, 1984 г.

У Базарова непререкаемый авторитет — Бюхнер, Фогт, естественные науки («куда нам до Либиха») и так далее. То есть это нигилизм сугубо материалистический, точнее вульгарно-материалистический. Бывает нигилизм и идеалистический (у Чаадаева). У Гончарова в «Обрыве» Марк Волохов будет обязательно ссылаться на Прудона и особенно на его лозунг, что «собственность – это кража» (значит, это — долой).

Во-вторых, Страхов точно указывает второе свойство нигилизма: нигилизм – это крайность. Какое бы направление он себе ни избрал, но он обязательно дойдёт (по словам Достоевского) до Геркулесовых столпов (как Раскольников – «сразу же до Геркулесовых столпов дошёл»).

В чём заключается ученичество нигилизма западу? И здесь тоже словами и терминами впервые объяснил Страхов, чту мы берем с запада для развития своего нигилизма, так сказать, для отлива нашей жизни в такие формы. Страхов пишет, что запад нас учил, что нет вечного, что всё изменчиво, что все формы скоропреходящи и даже летучи. И мы, сказано, «столь жаждавшие изменений у себя дома», жадно примкнули к этому учению, мы поверили всей душой теории прогресса [57] , которая утверждала, что рано или поздно не останется в старой Европе камня на камне (и поскорей – весь мир насилья мы разрушим до основания, а затем …). Мы не захотели исповедовать то, чему скоро должно было отжить и разрушиться, а прямо примкнули к новому, к будущему, к надеждам и порыванием вперёд. Эту тенденцию Гончаров отследил великолепно. Что характерно для нигилизма по Гончарову – это неясность и неопределенность положительного идеала; неимение цели и неумение искать эту цель. Главное в нигилизме – порыв, как пишет Страхов – “порывание вперёд”. А где перёд?! – не важно. Это стремление к новому Марк Волохов называет “тянутся на свет, хоть сослепу, да усердно”; на свет – это «к новой жизни, к новой науке».

57

Само слово “прогресс” (лат.) – шаг вперёд.