Классический либерализм и будущее социально-экономической политики

Mark PENNINGTON

ROBUST POLITICAL ECONOMY Classical Liberalism and the Future of Public Policy

Марк Пеннингтон – профессор политической экономии Кингс-колледжа в Лондоне. Его научные интересы лежат на пересечении политики, философии и экономической теории с упором на роль ограниченной рациональности и несовершенного знания в эволюции институтов.

В книге «Классический либерализм и будущее социально-экономической политики» автор предлагает всеобъемлющую защиту принципов классического либерализма. При этом он связывает экономические аргументы, которые обычно выдвигаются в пользу социально-экономической политики классического либерализма, ограниченного правительства и открытых рынков, с моральными и этическими аргументами, которые также имеют отношение к институциональным

аргументам. Эту связь обеспечивает понятие «робастная политическая экономия» – нам нужны робастные (устойчивые) политические институты, способные выдерживать давление и напряжения, создаваемые слабыми сторонами человеческой природы. В книге рассматривается две из них:

• проблема ограниченной рациональности (люди не всеведущи и им приходится действовать в условиях неопределенности)

• проблема стимулов (в некоторых ситуациях люди склонны действовать оппортунистически, так что требуются институты, дисциплинирующие потенциально оппортунистического агента).

Первая часть книги представляет собой прямую полемику с представителями конкурирующих социальных философий:

• сторонниками государственного вмешательства, черпающими свои аргументы в мнимых «провалах рынка»,

• сторонниками двух разновидностей коммунитарима

• эгалитаристами, отстаивающими специфически понимаемое равенство и социальную справедливость.

Во второй части автор систематически применяет принципы, сформулированные п первой части, к проблемам

• социального обеспечения,

• формированию наднациональных бюрократических надстроек,

• защите окружающей среды и др. вопросам.

Современные споры в сфере политической экономии были сформированы реакцией на «неолиберализм». Начиная с реформы социального государства и заканчивая дискуссиями о международной торговле и окружающей среде, многочисленные комментаторы обсуждают явно растущее влияние веры в «свободные рынки» и минимальное государство. Такого рода комментарии создают впечатление, что после краха социалистического проекта в Восточной Европе и в других местах существовавшее в политическом ландшафте противодействие неолиберализму, или классическому либерализму, как его в действительности следовало бы называть, было маргинализировано.

Однако беглый взгляд на траекторию публичной политики обнаруживает совсем другую картину. В то время как наблюдаемое в последние годы движение «приватизации», возможно, замедлило наступление послевоенной социал-демократии, многие сферы политики продемонстрировали заметное сопротивление либерализации или стали свидетелями дальнейшего расширения роли государства. Например, финансирование и предоставление услуг здравоохранения и образования в большинстве либеральных демократий остаются заповедником, в котором преобладает государство, причем даже незначительные попытки допуска в эти сферы рыночных сил приводят лишь к небольшому продвижению вперед. В сфере международной торговли давно существующая приверженность к сельскохозяйственному протекционизму и широко распространенная поддержка международной финансовой помощи в качестве ключа к обеспечению процветания развивающихся экономик подтверждает неизменную привязанность к интервенционистским принципам. Политика в области экологии и окружающей среды с ее массированным наращиванием регуляторных инициатив продемонстрировала еще большее сопротивление классическим либеральным идеям. И, как будто всего этого было недостаточно, беспрецедентные масштабы правительственной активности, которая последовала за «финансовым кризисом» 2008 г., вряд ли говорят о том, что хватка «рыночного фундаментализма» была особенно крепкой и надежной.

Быстрота, с которой правительства в ответ на недавний финансовый кризис поспешили расширить свои властные полномочия, отражает долговременную тенденцию в сфере идей и мнений, результаты которой вовсе не укрепляли классические либеральные идеи, но, наоборот, активно стремились их подорвать. Например, доминирующая в экономической теории неоклассическая традиция выдвигает все более и более изощренные обоснования для широкого государственного вмешательства, от регулирования производства товаров до экологических налогов. Тем временем политические теоретики подвергают сомнению философские и моральные предпосылки классического либерализма, утверждая, что многие из них базируются на грубой форме индивидуализма, которая подрывает нормы солидарности и дистрибутивной (распределительной) справедливости. Таким образом, если в современных общественных науках и есть некая доминирующая позиция, то она характеризуется явной или скрытой враждебностью к классическому либерализму и поддержкой «социальной демократии» в национальном и международном масштабе.

Ввиду такого развития событий эта книга стремится опровергнуть многие из аргументов, выдвигаемых в современной политической экономии против классического либерализма, и вновь заявить о приверженности к продвижению «в направлении минимального государства». Цель книги состоит не в том, чтобы внести «новый» вклад в политическую экономию per se,

а в том, чтобы синтезировать существующие аргументы в рамках особой аналитической концепции – «робастной [1] политической экономии», – которая демонстрирует неизменную релевантность классических либеральных принципов и их применимость к ряду самых насущных и неотложных проблем сегодняшнего дня. Для решения этой задачи данная книга привлекает обширную литературу по экономической и политической теории, фокусируясь в первую очередь на рассуждениях в рамках «сравнительного анализа институтов». Эта вводная глава начинается с изложения принципов институциональной «робастности», на которых базируется компаративный институциональный анализ. Затем в ней представлены аргументы в пользу классического либерализма как учения, удовлетворяющего требованиям «робастной политической экономии». В заключительном разделе дается эскизный набросок тех основных вызовов, стоящих перед робастностью классического либерализма, которые подробно рассматриваются в последующих главах.

Политическая экономия занимается в первую очередь сравнением результатов функционирования социальных и экономических институтов. Человеческая деятельность всегда происходит в конкретной институциональной обстановке, и условия, с которыми люди сталкиваются в рамках тех или иных институтов, воздействуют на характер их поведения и на получающиеся социальные результаты. В этом контексте «робастная» совокупность институтов может быть определена как такая, которая порождает благотворные результаты даже при наименее благоприятных условиях (Leeson и Subrick, 2006). Такие условия могут возникнуть как следствие человеческого несовершенства. Если люди «совершенны» или, по меньшей мере, «совершенствуемы», то вопросы сравнительного институционального анализа могут и не возникнуть – мы могли бы ожидать благотворного результата независимо от институциональных рамок. Но если люди в тех или иных аспектах «несовершенны», то вопросы институциональной робастности становятся центральными. Определенные институты могут быть лучше, чем другие, приспособлены к тому, чтобы противостоять нагрузкам и напряженностям, порождаемым соответствующими человеческими слабостями.

В контексте институционального анализа существует два вида человеческих несовершенств, которые следует принимать во внимание, рассматривая робастность альтернативных режимов. Первый из них – это «проблема знания». Человеческие особи ограничены в своих когнитивных возможностях, и, как следствие, даже наиболее умные и дальновидные люди характеризуются относительной неосведомленностью по поводу того общества, в котором они пребывают (Hayek, 1948a; Simon, 1957). Учитывая несовершенство человеческого знания, последствия всякого конкретного действия либо для связанных с ним действующих лиц (акторов), либо для более широкого общества будут в любой данный момент времени оставаться неопределенными. Следовательно, робастные институты должны позволять людям адаптироваться к обстоятельствам и условиям, о которых они непосредственно не осведомлены, и давать им возможность в условиях «ограниченной рациональности» с течением времени учиться на ошибках и улучшать качество своих решений.

Второй вид человеческого несовершенства, который необходимо принимать в расчет, – это возможность того, что люди могут действовать, будучи мотивированы личным интересом (Ostrom, 2006). Акторы могут действовать, преследуя свои собственные, вполне конкретные цели – материальные или нематериальные, – а вовсе не на основе каких-то представлений об «общем благе» или «публичных интересах». Люди могут не испытывать желания вносить вклад в обеспечение интересов их собратьев, если они не в состоянии извлечь некоторую личную выгоду от подобных действий. Стимулы могут иметь значение и, как следствие, институты надлежит оценивать по их способности канализировать потенциально эгоистические побуждения таким способом и в таком направлении, чтобы это порождало благотворные результаты на уровне общества. Действия в рамках эгоистического поведения и личной заинтересованности могут при определенных институциональных условиях привести к полному социальному и экономическому распаду, но если институты структурированы надлежащим образом, то даже те, кто руководствуется самыми своекорыстными и узкоэгоистическими мотивами, могут действовать способами, приносящими пользу тому обществу, частью которого они являются.