Классический либерализм и будущее социально-экономической политики

Пеннингтон Марк

Общепринятый способ применения теории равновесия хотя и по-прежнему доминирует в современной экономической науке, тем не менее не удовлетворяет критериям робастной политической экономии, сформулированным во введении к этой книге. Речь идет о неспособности неоклассической экономической теории уделить достаточное внимание тому, каким образом институциональный контекст принятия решений обусловливает получающиеся результаты. Хотя на первый взгляд равновесный анализ имеет дело с оценкой различных институциональных режимов, объяснительная сила этих моделей основывается не на свойствах той или иной институциональной среды, а на допущениях, лежащих в основе соответствующих моделей. Хайек распознал эту тенденцию еще в 40-х годах XX в., когда отмечал: «В стандартных изложениях равновесного анализа, как правило, создается видимость, что вопросы о том, как достигается равновесие, решены. Однако если присмотреться внимательнее, сразу же становится очевидно, что эти мнимые доказательства сводятся просто-напросто к ясной формулировке тех предпосылок, что были изначально приняты» (Hayek, 1948a: 45; Хайек, 2011: 55). По-видимому, и чикагская

школа, и ее интервенционистские критики повинны в такой предвзятости. В первом случае посылка о полной информации и идеально согласованных стимулах приводит к представлению о том, что рынки приводят к оптимальным исходам. Во втором случае посылка об обладающих полной информацией и идеальной мотивацией государственных акторах ведет к представлению, что государственное вмешательство производит оптимальный результат. Экономистами чикагской школы не предпринято никаких попыток объяснить, каким образом рыночные акторы оказываются в состоянии приобрести способность надлежащим образом координировать свои действия – предпосылки модели общего равновесия просто-напросто отождествляются с ситуацией, с которой сталкиваются участники рынков в реальном мире. Однако в той же самой тенденциозности виновны и критики выводов, соответствующих классической либеральной политике. Признавая, что реальные рынки не могут удовлетворять критериям равновесия, они не дают никакого объяснения, почему государственные или правительственные акторы могут реализовать необходимое равновесие вместо рынков – это просто постулируется.

Однако поставить под сомнение релевантность общего равновесия так, как это сделано выше, не значит сделать вывод, что это понятие бесполезно. Требуется отказ не от равновесия как идеи, а от тех подходов, которые рассматривают равновесные состояния либо как описание реального мира, либо как описание того, какого способа функционирования мира можно и должно добиться. Более плодотворным применением понятия равновесия является использование его в качестве идеального типа. Как отмечает Бёттке (Boettke, 1997), задача идеального типа состоит в том, чтобы достичь понимания последствий, возникающих при отклонении от идеала. Отклонения от условий идеального типа фокусируют внимание на том, как различные институты справляются с действительными условиями, характеризующими «реальный мир» человеческих взаимодействий. Будучи рассмотренной в этом свете, задача робастной политической экономии состоит не в том, чтобы подчеркивать неспособность социальных или экономических институтов достигать состояния «совершенной» координации, а в том, чтобы давать институционально обоснованные объяснения той степени координации, которую мы видим на деле.

Использование равновесия в качестве идеального типа формирует базис робастного применения сравнительного институционального анализа при выработке государственной политики. Прежде чем констатировать, что тот или иной набор институтов «провалился», аналитики должны предложить объяснение того, как и почему альтернативный набор институтов покажет лучшие результаты в разрешении «проблемы знания» и «проблемы стимулов». Именно таким образом классический либерализм для демонстрации относительной робастности свободных рынков пользуется открытиями Хайека и его школы, а также достижениями школ прав собственности и общественного выбора. В рамках этой аргументации разрабатывается институциональное объяснение того, почему рыночные процессы могут быть лучше приспособлены для решения проблем несовершенного знания и несовершенной мотивации, чем системы государственного планирования и вмешательства.

Хотя рассуждения в рамках сопоставления различных институтов составляют ядро классического либерализма, этот подход к государственной политике многими не понимается. Нигде это не является столь очевидным, как в случае продолжающегося использования теории «провалов рынка». Хотя сомнительно, что на рост государственного вмешательства напрямую повлияла экономическая теория провалов рынка, существует мало видов вмешательства, для защиты которых в тех или иных случаях не приводились бы доводы на основе «провалов рынка». На представления экономистов по этому вопросу оказали влияние две отчетливо выделяющиеся теоретические волны. Первая последовала за спором 30–40-х годов XX в. об экономическом расчете при социализме; она включает теории несовершенной конкуренции и положения, развитые в теории экстерналий и коллективных благ. Вторая волна стала разрабатываться в 70–80-х годах с появлением «экономической теории информации» и теориями сетевых экстерналий. С точки зрения классического либерализма ни один из этих подходов не удовлетворяет критериям робастной политической экономии. В последующих разделах приводится защита аргументации в пользу классического либерализма от возражений со стороны как «старой», так и «новой» теории провалов рынка и таким образом высвечиваются по-прежнему не устраненные дефекты теоретических рассуждений в экономическом анализе, использующих понятие равновесия.

Классический либерализм против «старой» теории провалов рынка: наследие спора об экономическом расчете при социализме

«Старая» теория провалов рынка и спор об экономическом расчете при социализме

Современная аргументация в пользу рыночной экономики, основанная на сравнительном анализе институтов, возникла из спора об экономическом расчете при социализме, происходившего в 30–40-х годах прошлого века. В ходе этого спора Оскар Ланге и сторонники «рыночного социализма» доказывали, что аналитическая техника неоклассической экономической теории дает прочную основу для строительства «плановой» экономики. Ланге и его последователи утверждали, что нет никаких теоретических различий между теми способами, которыми решают экономическую проблему капиталистическая и социалистическая

системы. Они согласились с доводом Людвига фон Мизеса (Von Mises, 1920), что эффективная экономическая система, вопреки Марксу, не может обойтись без процесса денежного расчета при оценке производственных планов. Без ценовых сигналов, указывающих на относительную редкость производственных благ, лица, принимающие решения, будут не в состоянии определить, какие именно комбинации исходных благ будут производить продукцию, обладающую наибольшей ценностью. Но рыночные социалисты придерживались мнения, что социалистическая система способна порождать соответствующие ценовые сигналы по меньшей мере столь же эффективно, как и экономика, основанная на частной собственности на производственные активы.

Согласно Ланге, если удовлетворены условия, на которых основана неоклассическая модель равновесия, то социалистические плановики смогут эффективно размещать ресурсы путем вычисления соответствующего набора «учетных цен» (Lange, 1236a, 1936b). В условиях полной информации те же самые данные, которые в неоклассической модели предполагаются доступными для участников рынка, будут доступны и плановикам в правительстве. Поэтому они смогут выполнять функцию «вальрасовского аукционера», корректируя цены вверх или вниз до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие между спросом и предложением на всех рынках. С точки зрения Ланге, такие процедуры будут более эффективными, чем система, основанная на частной собственности, поскольку существующие «в реальном мире» рынки не удовлетворяют критерию наличия полной информации и совершенной конкуренции и требуют сложной, включающей множество деталей системы контрактов, в которых, как он полагал, не будет необходимости в государственно-административной системе.

Ланге и его последователи внесли свой вклад в нараставший поток теоретических работ о «провалах рынка», появившихся как в довоенный, так и в послевоенный период, которые ставили под сомнение способность системы частного предпринимательства удовлетворить критериям оптимальности, установленным в неоклассической модели. Продолжающийся рост больших акционерных компаний и исчезновение многих предприятий, находившихся в семейном владении, на первый взгляд служили подтверждением если и не марксистских представлений о тенденции к «самоуничтожению» конкуренции и «усиливающейся концентрации промышленности», то, по крайней мере, позиции тех, кто подвергал сомнению релевантность рынков с совершенной конкуренцией для «реального мира» (Chamberlin, 1933; Robinson, 1933; Чемберлин, 1996; Робинсон, 1986). Аналогично начало депрессии 30-х годов XX в. и ее продолжительность явным образом вступали в противоречие с информационными допущениями модели, которая утверждала, что рынки представляют собой самокорректирующиеся механизмы. В этой связи предполагалось, что социалистический строй может осуществлять расчеты, необходимые для достижения вальрасовского равновесия, но без тех проявлений неэффективности, спадов и концентрации власти, которые свойственны капитализму.

Еще больше подорвала авторитет классической либеральной позиции разработка теории экстерналий и коллективных благ в годы, последовавшие за Второй мировой войной. Эти теории, первоначально сформулированные А. С. Пигу и развитые в 50-х годах Джеймсом Мидом, Френсисом Бейтором и Полом Самуэльсоном, пришли к выводу, что из-за широко распространенного поведения по принципу «безбилетника» нерегулируемые рынки не могут предоставлять некоторые взаимовыгодные блага и услуги в надлежащих количествах. Если акторы могут перекладывать издержки на других или получать выгоду, ничего не платя, то ценовые сигналы, генерируемые децентрализованным рынком, не способны полностью отражать ценность, придаваемую соответствующим услугам обществом в целом. С точки зрения теории провалов рынка ряд услуг, от предоставления услуг общественных парков и маяков до контроля над загрязнением окружающей среды промышленностью, дает твердые основания считать, что паттерн размещения ресурсов может быть улучшен с помощью адресного воздействия государства.

«Проблема знания»: Хайек и доводы в пользу рынков, основанных на частной собственности

Экономические работы Хайека могут быть проинтерпретированы как ответ на эту теорию провалов рынка первой волны (Caldwell, 2004). В 40-х годах XX в. Хайек выступил автором серии статей, доказывающих, что претензии, выдвинутые социалистами в ходе «спора об экономическом расчете», скорее демонстрируют слабость неоклассической парадигмы, нежели позволяют сравнить робастность «реальных» рынков и социалистической экономической системы. Согласно Хайеку, признание Ланге формальных правил, которым необходимо следовать, чтобы достичь вальрасовского равновесия, ничего не говорит об относительной способности различных систем приблизиться к чему-то, хоть как-то напоминающему этот стандарт.

Согласно позиции Хайека, невозможно исходить из допущения, что информация, необходимая для экономической координации, может быть получена независимо от институционального контекста (Boettke, 1997). Допущение о существовании объективно «данного» знания означает игнорирование того, как достигается релевантное знание об относительной редкости ресурсов. Тезис Хайека заключался в том, что знание, необходимое для определения содержания ценовых сигналов, используемых для экономического расчета, не может генерироваться социалистической системой централизованного учета – по крайней мере, столь же эффективно, как это делает система, основанная на обмене объектами частной собственности. В основе своей этот аргумент представлял собой утверждение сравнительного институционального анализа, сводящееся к тому, что рыночные процессы лучше приспособлены к тому, чтобы действовать в мире, в котором отсутствуют условия, сформулированные в неоклассической модели (Boettke, 1997). Есть несколько аспектов критики Хайеком неоклассической теории, каждый из которых указывает на институциональное превосходство либерального рыночного порядка.