Клёст - птица горная
Шрифт:
— Фуфло полное. Ни чёртики зелёные в наш мир перейти не могут, ни души покойников.
— Спасибо. Прямо-таки полегчало…
— Если захочешь увидеть что-то глубже, — ты только скажи. Тебе первые две цигарки вообще бесплатно дам. Больше, брат, не могу: сырьё подотчётное, много не раскидаешь…
— Не нужно мне ваше зелье. И сразу скажу: если вы будете давать его моим людям, то я вам головы точно оторву. За вредительство. И пусть наука будет отброшена на 10 лет назад, как моя жена выражается, но оторву.
Вот так, развлекаясь светскими беседами, я продолжил свою нелёгкий путь.
Между тем дорога раздвоилась, а наш легион выбрал направление, проходящее у подножия пройденных нами исполинов, словно ребёнок, боящийся
Места тут были и впрямь благодатные: на сочной траве паслись тучные коровы, а размеры стеблей соломы, снопы которой превышали рот человека, на сжатых участках говорили сами за себя. Чем-то эта область напомнила мне Междуречье — разница заключалась лишь в том, что встречавшиеся нам крестьяне и сёла выглядели богаче, сытнее и спокойнее, — в отличие от Междуречья, издёрганного бесконечными войнами.
А яблоки… боже мой, какие тут были яблоки! Если в палатку занести таких несколько штук, то через полчаса их аромат выдавливал всю мерзость запаха немытых мужских тел, и пахло так, что от сладкого запаха голова шла кругом. Куснёшь такое — и во все стороны летят сочные брызги: оно лопалось, подобно перезрелой виноградной ягоде. За подобную благодать, ей-богу, и повоевать не грех.
Вот и подумайте, уважаемый читатель, о чувствах простого солдата, попавшего в подобный рай изобилия божественного разнообразия… Правильно: Бим и Бом на ходу хватали сочные плоды, свисающие через хлипкие плетни, и азартно чавкали так, что хруст был слышен, наверное, в хвосте колонны легиона. Потом кидались огрызками друг в друга и в кого ни попадя, заливаясь счастливым ржанием, если удавалось попасть в чей-то шлем: уж очень прикольно эти объедки отскакивали от железа…
А Кашевар нашёл другое счастье. В прямом смысле слова. Ему на глаза попалась невзрачная вроде бы травка, но, оказывается, в Славограде и моей стране она считается очень дорогой приправой, за которую богачи платят золотом. Я попробовал стебелёк: ну, да, неплохой привкус, но чтобы платить за него золотыми монетами? — да увольте. Если хочешь аромата — нарви себе укропа на грядке: запах, кстати, чем-то похожий.
В ответ на это Кашевар горестно покачал головой, посетовав, что простому народу предстоит ещё очень долгий путь на пути понимания высокой кухни. И что есть колоссальная разница между тем, чтобы просто набить брюхо и тем, чтобы оценить игру тонких вкусовыхощущений. Мол, он прошёл этот путь, а остальные, увы, почему-то не спешат стать знатоками отличия между вкусом речной ракушки и морской мидии. Я, пристыжённый, не стал ему возражать типа того, что в молодости не считал нужным тратить деньги на изысканные яства, а глупо транжирил их на весёлых девиц и дешёвое пиво. Ибо, если бы Господь Вседержитель вернул обратно мои молодые годы, то я, скорее всего, прожил их так же, не представляя, как можно было бы жить иначе.
Наш 5-й легион дотопал-таки до места всеобщего сбора и начал разбивать постоянный лагерь. При этом «химический» обоз оказался практически в центре общего периметра, а мой десяток, закреплённый за оным, оказался с правого фланга. С одной стороны, это радовало: мы оказались под защитой «толстого слоя» солдат, но, с другой,
Перед химиками расположились требушеты, потом — баллисты и онагры, — всё в строгой зависимости от дальности боя. На открытых телегах развернули стреломёты, способные бить практически в упор, чуть выше голов своих легионеров. По флангам, по типовой схеме, начала обустройство легионная конница.
Позади химиков поставили шатёр Старика, окружённый сплошным защитным кольцом телег и охраны. Плотники застучали топорами, устанавливая смотровые вышки для командования. Повсюду слышалась отъявленная брань, вызванная недовольством от медленной, как казалось отцам-командирам, работы и выявленным нехваткам того или иного: то ли в пути растеряли, то ли вообще не брали, то ли своровали. По счастью, десятку терять особо нечего: две телеги, — и только. Палатка и амуниция, всё шло всегда на виду.
Зазвенели полковые кузницы: шла массовая замена подков и ремонт оружия. Одним словом, с утра до ночи стоял несмолкаемый гул команд, указаний, звон железа, ругачки; кого-то, случалось, наказывали битьём. Потом, на другой день, подтягивались очередные сотни — и в ежедневную какафонию звуков вплетались новые, не сорванные пока голоса.
Наши химики тоже, включились в работу: их заставили готовить боеприпасы, поднося к их дислокации пустые горшки разных форм и размеров. Философ бросил болтать ерунду, и круглый день руководил своими подчинёнными, — при этом все химики жутко пачкались всем, чем только можно, и нам оставалось только догадываться, какую такую чертовщину они творили под нашим носом. Ещё лучше — вообще этого не знать, чтобы спать спокойнее.
Для требушетов и баллист готовили запас камней, благо горы располагались неподалёку. Нетрудно догадаться, что для таких работ запрягли наёмников, выбрав самых никчёмных и вручив им кирки, но мой десяток не тронули — очевидно, он считался теперь элитным, приданным к охране химиков.
Увы, но вдалеке, напротив нас, кипела точно такая же работа, но только там разворачивались легионы вражеские. Видно было, что туда точно также подтягивается пополнение, тоже ставят вышки и требушеты. Если быть точнее, то наш 5-й легион оказался далеко не первым: с нашей стороны уже успели обустроиться три, причём среди развевавшихся штандартов наблюдался даже вымпел 1-го Имперского, — элитная гвардия, вставшая, однако, за спинами других двух легионов.
Наш 5-й легион встал с правого фланга по отношению к первой тройке легионов, а с левого, симметрично к нам, начал собираться ещё один, но только он подтягивался по другой дороге, о которой я не имел ни малейшего понятия: откуда она шла, из какого города, и сколько ещё дорог выходят на эту долину? Таким образом, 1-й Имперский оказался прикрытым с трёх сторон четырьмя легионами, а с четвёртой стороны, как вы помните, нас подпирали горы.
Мне, десятнику, требовалось, однако, озирать не окрестности, а своих бойцов. Двух предпоследних новичков, обвинённых в бегстве с поля боя, я боле-мене привёл в чувство, и мог надеяться, что в «стене» они будут стоять не хуже других. Шмеля я сделал своим заместителем, подвинув Штыря, но тот трезво понимал, что всё-таки в военном деле его знания ничтожны. Четвёртый новичок оставался пока тёмной лошадкой: воином он был неплохим, раз уж его тоже изначально включили в охрану химиков; от «чёрных» не бегал и ухитрился при этом не получить от них ни одной раны, что говорило о многом. Но к «работе в строю» у него душа не лежала: всё-таки он по натуре являлся мечником-индивидуалистом, а копьё держал, как нетронутая девушка мужской орган — теоретически, вроде бы, понятно, что с ним делать, но практики — почти никакой, и как его ухватить получше, — понимал примерно столько же, как та красна девица. Тот же Столяр с копьём выглядел гораздо уверенней, не говоря о Кашеваре и тем более — о Штыре с Бимом и Бомом.