Клейменные одиночеством

Яблоневые ветви, усыпанные душистыми цветами, смыкались над головой ажурным шатром, нежно-розовым в лучах закатного солнца. Стоящий в их тени длинный стол, накрытый нарядной скатертью, ломился от яств. Однако никто не спешил насладиться остывающими на ветру кушаньями. Я сидел на почетном месте и старательно накачивался забористой деревенской хмерой. Голова оставалась до обидного ясной. Лавки

рядом со мной пустовали: «пирующие» мужики жались друг к другу на другом конце стола, дико косились на мое клеймо и нервно улыбались. Время от времени кто-то из них поспешно покидал празднество, якобы вспомнив о важном деле. Никто, конечно, не возвращался. «Какого черта? Мне здесь не место… — думал я и тут же возражал себе: — Обещал ей остаться до венчания — и останусь!» Крестьяне вздрогнули, когда я громко стукнул пустой кружкой о столешницу. «Почему Лирна сразу не сказала, что выходит замуж? Знал бы заранее — не чувствовал бы себя таким идиотом». Жених сидел напротив меня. Он единственный, кто выглядел не насмерть перепуганным, а счастливым. Я отвернулся, чтобы не видеть эту довольную рожу. Что она в нем нашла? Здоровенный детина, не обремененный ни умом, ни манерами. Утирается рукавом вышитой рубахи, словно и не слышал о салфетках. Впрочем, надо отдать ему должное, на фоне остальных Мирк смотрелся неплохо. Черные кудрявые волосы до плеч, не иначе как в честь праздника чистые и аккуратно причесанные, открытый взгляд карих глаз, спокойные, уверенные движения… И все равно — неграмотная деревенщина. Бородатый, как все мужичье, грубый, тупой… Лирна достойна лучшего.

Женщины, согласно традиции, пировали отдельно, в другой части обширного сада. Они, находясь в отдалении, чувствовали себя гораздо свободнее, чем мужчины. Я видел, как девушки пестрой стайкой окружили сидящую во главе стола Лирну и о чем-то оживленно шептались. Она, ослепительно красивая с каскадом темных локонов, рассыпавшихся по плечам, сидела молча и время от времени бросала на меня виноватые взгляды. Чего она ждала, притащив Одинокого на свой праздник? Что все обрадуются и с распростертыми объятиями примут его в теплую компанию? Даже Керен, родной дядя Лирны, лишь сбивчиво представил меня гостям, пожелал приятного аппетита — и побежал улаживать несуществующие осложнения со стряпухами, да так больше и не появился.

Тени сгустились, вытянулись, солнце почти скрылось за кронами деревьев. Неестественную для праздника тишину нарушило пение флейт и лонтр [1] : музыканты наконец вспомнили, что приглашены не просто посидеть на траве возле женского стола. Один за другим в музыку вплетались чистые девичьи голоса, выводящие старинную мелодию. Песня плавно лилась, тянулась, дрожа в напитанном ароматами весны воздухе. Две женщины в нарядных платьях, перехваченных сложными плетеными поясами с алыми кистями и бусинами, ласково взяли Лирну за руки, вывели из-за стола, повлекли в дом — наверное, готовить к Ночи невесты. Ничто больше не держало меня в этом саду, следовало найти место для ночлега.

Я был уже довольно далеко от дома Керена, когда заметил женщину, идущую вслед за мной. Несмотря на сумерки, стройная фигурка в ладно сидящем платье с развевающимся подолом, четко выделялась на фоне пустынной дороги. У нее была очень красивая поступь, не похожая на размашистый шаг деревенских баб. Когда она приблизилась, я увидел тонкую сеть морщинок вокруг голубых глаз, глубокие складки в уголках бледных губ и серебро в волосах. Женщине было за шестьдесят, и ее возраст никак не вязался с невероятной

грацией, заметной издалека.

— Здравствуй, Путник, — голос был молодой — низкий, бархатистый. Цепкий взгляд исследовал мое лицо, задержался на Клейме: — Север, — тут же определила она его значение. — Величать тебя так, или представишься иначе?

— Грэн.

— Рада знакомству, Грэн, — произнесла незнакомка светским тоном. — Вижу, праздник тебе успел наскучить. Приглашаю в свой дом, — безукоризненно правильная речь не имела ничего общего с грубым крестьянским говором. Да и все в этой женщине резко противоречило образу простолюдинки.

— Я могу заночевать и в лесу. Беспокойство не…

— Когда ты в последний раз закрывал брешь? — перебила собеседница.

— Почти четыре луны назад… госпожа.

— В таком случае, не вижу причин для беспокойства. И не зови меня госпожой, ни к чему это. Местные нарекли Безрукой, я привыкла, — только сейчас я заметил, что у нее нет левой кисти. — Повторяю приглашение, Грэн. Воспользуйся моим гостеприимством.

— Благодарю вас.

— Не стоит. Моя любезность — всего лишь плата, хоть и небольшая, за помощь Лирне. Эта девочка мне небезразлична.

Мы шли по широкой улице вдоль беленых оград с дубовыми воротами и калитками. Крыши домов едва виднелись среди яблонь, словно накрытых снежными шапками. С наступлением вечера их одуряющий аромат усилился, вытесняя все остальные запахи, кружил голову. Девичья песня таяла за спиной, растворялась в шорохе ветвей и птичьих трелях. Где-то протяжно замычал нувар, из-за забора залаяла собака.

— Простите… — я не знал, как обратиться к собеседнице: госпожой называть себя она запретила, имени не назвала, а прозвище казалось слишком грубым, неуважительным. — Лирна — ваша родственница?

Безрукая тепло улыбнулась, словно солнечный луч скользнул по лицу:

— Я помогла ей появиться на свет, — женщина немного помолчала и, помрачнев, продолжила: — К сожалению, через несколько весен девочка лишилась матери. Ее отец… не имел возможности должным образом заботиться о ребенке. Лирна какое-то время жила со мной и стала мне как дочь.

— Вы, наверное, очень рады, что она обретает свое счастье, — это было ничего не значащее замечание, просто для поддержания вежливого разговора. Но мой голос дрогнул.

— Разве Лирна показалась тебе счастливой? — холодно спросила Безрукая.

Я почувствовал себя бестактным. Конечно, невеста была подавлена. Это естественно после того, что ей пришлось пережить на пути к ожидающему в нетерпении жениху. Одного из провожатых Лирны убили на ее глазах, да и сама девушка едва избежала печальной участи.

— То нападение…

— Дело не только в этом, — прервала меня собеседница. — Мирк — хороший парень, но… — она не договорила и ускорила шаг.

— Она не любит его, да? — эта догадка заставила замереть сердце. Нет ничего хорошего в свадьбе без любви, но почему-то мысль, что Мирк не мил Лирне, грела душу.

Собеседница не сочла нужным отвечать.

Жилище Безрукой располагалось за пределами селения, в паре стадиев от деревенского частокола, на невысоком холме.

— Не боитесь жить на отшибе? — спросил я, рассматривая крытый рыжей черепицей бревенчатый дом, не обнесенный ни забором, ни даже живой изгородью. Ни грядок с овощами, ни сада — лишь два герзата [2] , усыпанные алыми звездами цветов, по обеим сторонам высокого резного крыльца.

— Те, кто нуждается в помощи, не всегда могут ждать, пока им откроют ворота.