Клейменные одиночеством
Шрифт:
Кортеж остановился, невесте помогли спешиться, дядя за руку подвел ее к Камню. Лирна не сопротивлялась, отрешенно глядя прямо перед собой. Жрец поправил складки синего балахона, приосанился, оглядел собравшихся, требуя внимания, и начал церемонию.
Я напряженно вслушивался в его бормотание, боясь упустить нужный момент.
— За кого отдаешь сию дщерь земли? — возвысил голос жрец.
— За меня! — громко провозгласил я, делая шаг вперед.
Лирна вздрогнула, подняла на меня удивленный взгляд. Я ободряюще улыбнулся. Воцарилась
— Это правда? — спросил жрец, удивленно приподняв брови.
Керен молчал, нервно тряся головой.
— Лирна моя! — вскричал опомнившийся Мирк. — Мы заключили Нерушимый договор. Вы все, — он сделал широкий жест рукой, — были свидетелями!
Все вопросительно уставились на жреца.
— Это правда, — солидно подтвердил он. — Вчера я засвидетельствовал договор перед ликом всех Семи Богов.
Крестьяне снова принялись перешептываться.
— Договор призван защитить невесту и накладывает обязательства только на жениха, — не сдался я. — Керен вправе изменить решение.
— И это правда, — сказал жрец.
Мирк легко раскидал двух крепких мужиков, схвативших его за руки, и с диким ревом бросился на меня. На нем тут же повисли еще четверо, уговаривая не делать глупостей. К ним со слезами и причитаниями кинулась маленькая пухленькая старушка — наверное, мать.
— Убийца! — орал он, вырываясь из цепких рук. К миротворцам присоединилось еще несколько мужчин, общими усилиями они заломили взбешенному Мирку руки за спину и оттащили назад. — Нелюдь! Она моя!!!
Жрец неодобрительно поджал губы, но в свару вмешиваться не стал и повторил вопрос:
— Так за кого ты отдаешь сию дщерь земли?
Керен опасливо посмотрел на бушующего Мирка, на меня… Я показался ему страшнее.
— За него, — сказал обреченно, — За Одинокого.
Несостоявшийся жених отчаянным рывком бросился вперед, таща за собой усмиряющих его мужчин, и с воплем боднул Керена в лицо. Тот упал на землю, зажимая рукой разбитый нос, из которого ручьем хлынула кровь. Никто не поспешил на помощь поверженному.
— Продолжайте, — обратился я к жрецу, становясь рядом с Лирной. — Опекун невесты сказал свое слово.
Служитель богов благоразумно опустил длинную каноническую речь и сразу перешел к основной части обряда:
— Пред ликом всех Семи Богов, данной ими властью, благословляю сей союз!
Не дожидаясь, пока кто-нибудь опомнится и вмешается, я схватил браслеты и всучил Лирне тот, что побольше. Она дрожащими руками застегнула его на моем запястье. Я торопливо надел браслет на нее, крошечный ключик неестественно громко щелкнул в замке.
— Да будут узы крепки, — окончил обряд жрец, сотворив рукой знак благословения, и устало вытер пот со лба.
Я привлек любимую к себе
«Прощай, звездоокая. Теперь ты свободна».
Безрукая подобрала ключи и подошла ко мне.
— Уходишь?
Я кивнул и протянул ей полный кошель.
— Позаботьтесь о ней. Через неделю таинник пришлет еще денег, хватит на новый дом и все прочее. Постарайтесь убедить Лирну принять их.
Она обещала все сделать и обняла меня на прощание, как сына.
— Ты вернешься?
— Не вернусь.
Но мы оба знали, что это ложь.
Маков цвет
Разбудил меня нежный поцелуй. Это было бы приятно, не чувствуй я себя так паршиво: голова раскалывалась, подташнивало, во рту пересохло, и привкус гадостный… — все прелести похмелья. Продрав глаза и с трудом сфокусировав взгляд, увидел подле себя незнакомую девушку, осторожно осмотрелся. Мы лежали в роскошной кровати, стоявшей прямо посередине погруженной в полумрак изысканной комнаты. «С какой радости я так напился? И кто?..» — невысказанный вопрос, видимо, отразился на моем лице. Незнакомка с улыбкой откинула за спину смоляные, завитые тугими спиралями локоны, открывая взору белоснежную грудь с маленькими темными сосками, изящную шею и клеймо в виде лотоса на тонкой ключице. Вечноцветущая. В затуманенной памяти кое-что начало проясняться. «Знатно вчера погулял, ничего не скажешь. И позавчера, кажется, тоже…»
Грациозно выгнувшись, красавица потянулась за чашкой на прикроватном столике и подала ее мне. Я безропотно проглотил кислое зелье с резким травяным запахом и откинулся на подушку. Снадобье постепенно начало действовать: головная боль ослабевала, мысли делались четче. Где-то среди них всплыло имя черноволосой прелестницы — Фаирэ. Она села на постели, поднесла кувшин и с улыбкой наблюдала, как я жадно пил, проливая воду на себя и шелковую простынь. Склонив голову к плечику, поинтересовалась:
— Кто такая Лирна? — я поперхнулся последним глотком, а Вечноцветущая спокойно пояснила: — Ты так назвал меня ночью, — она не ревновала, конечно. Кто я ей? Очередной мужчина, один из многих.
— Извини, — сказал я, чувствуя скорее досаду, чем вину. Что мне до задетого самолюбия случайной любовницы?
— Ответишь?
— Не твое дело.
— Конечно, — серьезно кивнула чернокудрая. — Но разве тебе самому не хочется поделиться печалью? Я никому не расскажу.
— С чего ты взяла, что я печален?