Клейменные одиночеством
Шрифт:
Каким же болваном я был! Ведь правда бросил, унизил при всех, а она… Порывисто привлек к себе любимую, обнял. Она попробовала высвободиться, но я не пустил — сбивчиво шепча признания, крепко сжал в объятиях. Чтобы убедиться в реальности своего счастья, поверить, что это не сон. Лирна чуть отстранилась, упираясь ладонями в мою грудь, посмотрела в глаза и еле слышно спросила:
— Это правда?
— Клянусь жизнью и всеми богами, — хрипло ответил я, склонился к ее лицу, и наши губы встретились.
Звездоокая отвечала на поцелуй сначала неуверенно, но вскоре осмелела. Прильнула всем телом, таким горячим под тонким льном одежды. Я чувствовал кожей ее пульс, и мое сердце билось в такт. Коса Лирны
Окружающий мир исчез, растворился в радужном тумане. Были только мы. Жадно любили друг друга среди жестких маковых стеблей, под сенью цветов. А потом, в закатных сумерках, лежали, усталые и счастливые — она на мне, чтобы нежное тело не холодила остывающая земля, не царапали камешки и травинки.
«Теперь мы по-настоящему стали супругами, — думал я, глядя в колдовские глаза. Оборвал склонившийся мак и вставил ей в волосы: красный — цвет невесты. — Жены, — поправил себя, смакуя это слово. — Моей жены».
Пустоцвет
Я шагал по центру Стакрэнда, временами морщась от запаха нечистот, забивающего ароматы липового цвета, сдобной выпечки и свежей хмеры. На улицах было немноголюдно: весть о приходе Вечного путника, передаваемая пугливым шепотом, уже облетела Срединный город. Редкие прохожие при виде розы ветров на моей щеке шарахались в стороны и вжимались в каменные стены, стараясь оказаться как можно дальше от Одинокого. Плевать я хотел на это. Все помыслы занимала предстоящая всего через пару дней встреча с Лирной. Спустя долгие луны скитаний я шел домой. В город завернул лишь затем, чтобы купить подарки моей звездоокой. И нашему малышу. Я пощупал рукой драгоценное письмо с известием о рождении сына, хранившееся у сердца, и не смог сдержать счастливой улыбки. Скоро я их увижу! Пусть ненадолго, пусть вскоре придется снова уйти… но я их увижу!
— Север? — я вздрогнул, услышав знакомый голос, и оглянулся.
— Здравствуй, Север. Ты помнишь меня?
Я помнил… Она совсем не изменилась за прошедшие девять весен. Все такая же юная, свежая, как росистое утро. Женщина-ребенок. Вечноцветущая.
… Впервые я попал в Стакрэнд, когда мне было четырнадцать, спустя несколько лун после принятия Клейма одиночества. Полный кошелек оттягивал пояс, но за целый день я не купил и половины того, что мне требовалось. Получив у таинника первое в жизни жалованье, бродил по городу, низко опустив голову, но слишком короткие волосы все равно не скрывали клейма. Повсюду натыкался на полные страха взгляды, как на стены, и не осмеливался спросить дорогу у торопившихся убраться с моего пути прохожих. Торговцы, в лавки которых я заглядывал, покрывались потом, заикались и спешили вывалить все товары на прилавки, готовые отдать их бесплатно, лишь бы скорее избавиться от моего присутствия. Люди не смели отказать в просьбе Вечному путнику — и ненавидели меня. Я чувствовал это нутром, ощущал кожей — и платил не скупясь и не торгуясь, наивно надеясь что-то изменить. Потратил половину годового жалования на самые обычные сапоги и куртку, легко отдал полновесный солден за кружку воды и тарелку жидкой похлебки… Плутая по незнакомым улицам, оказался у Дома цветов и долго стоял под окнами, не решаясь войти.
Крон, мой предшественник, часто наведывался в Школу и много рассказывал о мире за ее стенами. Он презрительно кривился при любом упоминании чуда любви, зато бесстыдно живописал подробности общения с обитательницами
— Здравствуй, путник, — услышав мелодичный голос за спиной, обернулся.
В двух шагах стояла девушка в простеньком полотняном платьице. И улыбалась. Никогда прежде мне не доводилось видеть подобной красоты. Совсем юная, моя ровесница, она была подобна хрупкому цветку. В распущенных светлых, почти белых, волосах играло солнце, как блики на воде; по-детски чистое личико с большими голубыми глазами и чуть курносым носиком словно светилось изнутри… И ее улыбка — потрясающая, обаятельная, теплая улыбка была адресована мне. Несмотря на Клеймо.
— Не желаешь ли провести со мной время? — она слегка отодвинула ворот, демонстрируя правую ключицу. У нее тоже было клеймо: цветок лотоса. Знак продающих тело. Вечноцветущих.
— Почему? — спросил я, вглядываясь в ее лицо, но не находя на нем признаков страха. — Почему ты подошла ко мне?
— Ты мне понравился, — просто сказала она и, не дожидаясь ответа, взяла меня за руку.
Вопреки моим ожиданиям, девушка повела меня не в Дом цветов, а к трактиру неподалеку. Толстый трактирщик в мятом переднике весь затрясся, едва мы переступили порог, и так побледнел, что, казалось, рухнет в обморок. Но что мне было до него, когда теплая ладошка сжимала мои пальцы?
Она была очень искусна. Опытна. Но я не понимал этого — просто был счастлив. «Шаэнн…» Задыхаясь от восторга и нежности, шептал ее имя, упивался запахом ее волос, сладостью тела. Мальчишка, мнящий себя мужчиной, я вообразил, что влюблен. Потому что впервые познал женщину. Потому что она была прекрасна. Потому что она мне улыбалась.
Ночью я проснулся в постели один, подушка Шаэнн уже остыла. Ее замшевые башмачки стояли у кровати, плетеный пояс висел на спинке стула, но самой Вечноцветущей в комнате не было. Я нашел ее на лестнице. Девушка спала, прислонившись к стене и трогательно обнимая обтянутые подолом колени. Роскошные волосы, рассыпавшиеся по плечам и грязным ступеням, в свете свечи были как расплавленное золото.
— Шаэнн? — я присел рядом и нежно поправил прядку, упавшую ей на лицо. — Что случилось?
Она сонно улыбнулась, прижав ладошкой мою руку к своей щеке, медленно открыла глаза… и со сдавленным криком отшатнулась.
— Ты боишься меня? Думаешь, я пью твою жизнь? — догадался я. — Глупая… — поставил подсвечник на ступеньку, привлек ее к себе, обнял за плечи.
Я рассказывал о силе любви, побеждающей Дар, цитировал строки из Книги дорог… Глупо было верить, что первая же встреченная девушка окажется той самой — единственной, кто сможет остаться со мной навсегда. Но я был зеленым юнцом, уставшим от одиночества. И очень хотел верить. Ремесло Шаэнн меня не смущало: тех, кто сам выбирает судьбу, не клеймят, как скот. Но ее жизнь, в отличие от моей, можно было исправить. Казалось, все так легко решить, надо всего лишь рассказать, объяснить.