Клейменные одиночеством
Шрифт:
Девушка зябко поежилась. Я стянул с себя куртку и швырнул к ее ногам.
— Возьми и иди вперед. Не беспокойся, без нужды приближаться не буду.
Молча одевшись, она вдруг уверенно подошла почти вплотную ко мне.
— Мы пойдем вместе, — девушка гордо расправила плечи. —
Эта дорога была прекрасна…
— Димма постелила тебе в сарае, — негромкий голос Ирвина вырвал меня из воспоминаний. — Завтра пойду с тобой, — я не успел обрадоваться этим словам, — провожу тебя до Стакрэнда.
Что ж, до города путь неблизкий, будет еще один шанс образумить его. Еще один шанс!
Я не пошел в сарай — привычнее спать под открытым небом, глядя на звезды — тусклые подобия глаз Лирны, которые навсегда погасли.
Той проклятой пьянящей весной мы ночевали в лесу, прижавшись друг к другу в попытке сохранить тепло. Ничто не мешало мне воспользоваться ситуацией, но я не мог даже подумать о подобном. Только не с ней.
— Почему ты согласился на это? — она потрогала мое клеймо, проводя пальцем по длинному северному лучу, доходящему до внешнего уголка глаза.
— Кто-то должен закрывать бреши, — ответил я.
Никто не спрашивал моего согласия. Кому какое дело до желаний семилетнего чумазого сироты, проданного школе за бесценок. Просто в одну холодную зимнюю ночь меня привели к наставнику, и моя судьба была решена. Посвящение провели на рассвете, прямо на грязном снегу, не дрогнувшей рукой отрезая меня от мира людей. А спустя шесть лет в Долину ушел Крон, и на моем лице появилась роза ветров. Я стал новым Севером. Нет, Путь не тяготил меня. Дорога много лет назад стала моим домом, и мне никогда не приходило в голову сетовать на постоянную смену окружающих пейзажей. Не хватало только человеческого тепла. Краткий разговор со случайным до смерти перепуганным попутчиком не заменит беседы с другом, которого у меня никогда не было, а ночь со шлюхой — любви, которую я ждал, веря, что ее волшебная сила избавит
— Это трудно?
— Закрывать бреши? Нет, — я поплотнее укутал Лирну плащом. — Мне ничего не надо делать, Дар сам выполняет всю работу, стоит только подойти поближе к дыре, — я умолчал о боли, раздирающей тело и плавящей разум, когда сила вырывается на свободу. — А вот если из него уже понавылезали верны, приходится попотеть.
— Ты много их поймал?
— Ни одного, — признался я. — Но четырнадцать убил.
Новых вопросов не последовало: Лирна уже спала, доверчиво прислонив голову к моему плечу. Я лежал, боясь пошевелиться, чтобы не потревожить хрупкий сон звездоокого чуда, с наслаждением вдыхая сладко-пряный запах ее волос и отчаянно мечтая о том, на что не имел никакого права.
Если бы я только понимал это тогда, если бы…
Хмурый Ирвин разбудил меня до зари, молча поставил на стол тарелки с холодной снедью. За ночь он как-то осунулся, озорные искры в глазах сменились лихорадочным блеском. Мы завтракали в тишине.
— Я иду с тобой, — бесцветно выдавил Восток, когда тарелки опустели.
— Помню, — сказал я, отставляя в сторону полупустую кружку, — до Стакрэнда.
Ирвин поднял на меня искаженное гримасой отчаяния лицо.
— Я ухожу совсем. Димма беременна.
И все-таки в глубине его глаз горел робкий огонек затаенной радости.
Я потянулся через стол и крепко сжал его руку. Ему больно, знаю, боги, как же хорошо я это знаю. Но мальчик не понимал, как сильно ему повезло. Он будет ходить по дорогам, зная, что где-то есть та, что любит его. И пусть сын Востока будет видеть отца несколько дней в году, но Диммения не умрет от слабости через год после рождения ребенка, и чужие бездушные люди не продадут его в школу вечных путников. Я закрыл глаза, благодаря небеса за милость. Ты слышишь, Лирна, наш внук не повторит мою судьбу. Он не будет одинок. Никогда.
— Пойдем, Север, — Ирвин решительно поднялся из-за стола. — Нас ждет дорога.
— Да, пора в Путь… сын.
Но последнего слова он не услышал.