Клейменные одиночеством
Шрифт:
Таинник заметил, что такая срочность обойдется недешево, но это было неважно. Крытая повозка с изображением щита и замка на боку загремела по дороге. Я смотрел ей вслед со смешанным чувством удовлетворения и какой-то опустошенности. Позаботился о звездоокой, как и обещал, и… все. Проверить, получила ли она деньги, возможность представилась нескоро. Лишь спустя две луны, попав сюда, в Илантар, узнал, что Лирну нашли, но принять мое золото она отказалась наотрез. Не пожелала ни ехать в ближайшее отделение Таинного Дома, ни разрешить обстряпать дела без своего участия, ни принять хотя бы часть денег из рук в руки. Разумных увещеваний слушать не стала. Ей ничего
«Почему она меня так ненавидит? Ни слова на прощание не сказала, не взглянула даже. За что? — спрашивал я себя и тут же с горечью отвечал: — А за что все они ненавидят? За Клеймо, за Дар… Но ведь она сама подошла ко мне тогда, в самый первый день. Боялась, но подошла. Что это было — гордость? Благодарность? Выходит, наша ночь — тоже?.. Нет, это невозможно! Тогда она пришла по собственному желанию, а потом вдруг…» — и мысли шли и шли по кругу. Неужели Безрукая ошиблась и Лирна все же хотела стать женой того бородача, Мирка? Но ведь ничто не мешало им пожениться хоть на следующий день! И ее траурный наряд…
Поймав на себе сочувственный взгляд Вечноцветущей, заставил себя прервать мрачные размышления. Уже жалея об излишней откровенности, поторопился одеться и откланяться, пока окончательно не потерял лицо. Черноволосая красавица ничего не сказала, только улыбнулась с пониманием и подала упавшую на пол рубаху.
Уже в дверях я остановился.
— Фаирэ! Ты… довольна своей жизнью? Я мог бы…
— Боги, так это правда! — рассмеялась она. — Я думала, это досужие сплетни. Ты действительно выкупаешь Вечноцветущих, с которыми спишь?
— Не всех, — смутился я. Не знал, что стал знаменитостью среди клейменных лотосом.
— Разумеется. На всех даже у тебя золота не хватит. Но приятно, что ты озаботился моей судьбой. Не трудись. Мой долг Дому Цветов уплачен еще четыре года назад, и я давно сама решаю, кому отказать, а кому уделить внимание. А здесь осталась — просто чтобы скопить денег, прежде чем уйти. И кое-что за душой уже имею.
— Что ж, я рад. Спасибо тебе, Фаирэ.
— Удачи, Север!
Северные маки зацвели — значит, и сюда добралось лето. Каждый год в конце весны озорная детвора, ускользнув от строгого надзора, разбегается по лугам в поисках распустившихся алых цветов. Окрестности селений наполняются озорным шумом и смехом. Счастливчики, обнаружившие искомое, оглашают округу радостным криком: «Лето! Лето наступило!!!» — и летят со всех ног, спеша первыми принести добычу в деревню или городок, получить за добрую весть сладости и мелкие монетки. Женщины принимаются печь пряники и медовые пироги, мужчины вытаскивают столы, выкатывают бочки с хмельным напитком на улицы. А с наступлением темноты начинается праздник. Все в пестрых нарядах, с красными лентами в волосах поют и танцуют вокруг костров, улыбаются знакомым и незнакомцам, щедро угощают встречного хмерой, предлагая выпить за приход летнего тепла. Девушки со смехом и визгами убегают от парней, которые догоняют красавиц, подхватывают на руки, кружат и бесстыдно целуют в губы при всех. Не смолкают музыка и радостные голоса. Никому не позволено грустить этим вечером! Северное лето капризно: не приветишь его как следует, не уважишь — обидится и поскупится на солнечные дни, а то и вовсе уйдет раньше времени, уступив место слякотной осени…
Верно, в этом году хорошо его привечали. Дни стояли теплые, ясные. И маки цвели повсюду, облачая землю в красные одежды невесты. «Может, как раз сейчас платье такого же цвета примеряет Лирна, — думал, шагая по дороге мимо этой красоты. — А я своим появлением испорчу ей вторую свадьбу…» Сколько бы ни отмахивался от этих мыслей, они не давали
Но даже на это не приходилось рассчитывать — только уповать. Появилась тревога: а если звездоокая здесь больше не живет? Могла ведь и перебраться в другие места… И расспросить о ней было некого. Гонца на мышастом нуваре я не стал останавливать — вряд ли мимоезжий человек что-то знал. Конопатый пастушонок задал стрекача, бросив свое стадо без присмотра. Бабы у реки, к которой я спустился смыть с себя пот и дорожную пыль, разбежались с визгами, словно застигнутые за купанием, а не стиркой. Только у самой деревни седой мужичок, согнувшийся под тяжестью плетеного короба на плечах, меня окликнул, не рискуя, впрочем, подойти:
— Здравствуйте, господин Путник! Вы если к глазастой идете — ну это, значится… к госпоже Лирне — так в деревне не ищите, нету ее тама.
— Почему? — я сделал шаг в сторону старика, чтобы не перекрикиваться.
Тот попятился, сохраняя между нами расстояние, и пояснил:
— Так у Безрукой живет, давно уж. Вы сразу туда ступайте.
— Спасибо.
— Дык пожалуйста, господин, — с явным облегчением ответил крестьянин, — мы завсегда пособить радые…
Судя по всему, рад он был не столько помочь, сколько спасти от Одинокого родное селение. Но это не имело значения, совет оказался кстати.
Я уже поднимался на холм к домику с Рукой милосердия на двери, когда заметил хрупкую фигурку посреди пламенеющего карминными цветами луга. И сразу узнал, хотя лицо издали было не разглядеть. Звездоокая неспешно шла со стороны леса, о чем-то задумавшись.
— Лирна…
Она не могла услышать — слишком далеко, — но подняла голову, замерла. Увидела. И решительно направилась навстречу. Я бросился к ней, ломясь через высокие, почти по пояс, маки — боялся, что передумает, убежит, не захочет разговаривать. В волнении все загодя выдуманные слова вылетели из головы. Она была совсем рядом. Такая же прекрасная, как в мечтах и драгоценных воспоминаниях.
Но всего в шаге от любимой я остановился, словно наткнувшись на стену. Весь ее облик выражал едва сдерживаемый гнев: плотно сжатые кулачки, напряженные плечи, часто вздымающаяся грудь под тонкой тканью льняного платья, яркий румянец… И пылающие негодованием и обидой глаза.
— Лир… — звонкая пощечина прервала приветствие.
Я даже пошатнулся от неожиданности. Растерянно прикоснулся к горящей щеке. Лирна тряхнула головой, отбрасывая с лица выбившиеся из косы локоны, и зашагала прочь без оглядки. Я догнал ее, схватив за руку:
— Подожди, что слу… — и осекся, когда сомкнувшиеся на девичьем запястье пальцы ощутили холод металла под тканью рукава. — Что же ты, замужняя дама, у Лайяры живешь, к супругу не переехала? — хотел спросить насмешливо-безразлично, но получилось зло и желчно.
Лирна вздрогнула, как от удара и медленно повернулась ко мне, ожгла взглядом.
— А муж меня бросил, — холодно произнесла она, вскинув подбородок. — Сразу после венчания, у священного камня.
Не смея поверить в то, что могли значить эти слова, я распустил тесьму ее рукава, сдвинул его и уставился на орнамент брачного браслета. Это же…