Клинический случай
Шрифт:
– А как же мой брат? – спрашивает Дженет сквозь ком жвачки. – Вот дерьмо, только не говорите мне, что вы засунули его в ящик с рыбой. – Она сняла очки и панамку, но обрезанные джинсы игнорировать трудно, хотя Уимс старается. Он переводит взгляд на папку.
– В случае с мистером Стомарти нам удалось довольно быстро достать тело и перевезти сюда, в Нассау. Но дело в том, – говорит он, – что мы были стеснены в средствах. В тот день, когда с вашим братом произошло несчастье, во Фрипорте произошла ужасная авария. Водный мотоцикл врезался в лодку – два туриста погибли. И наш ведущий патологоанатом
– Так кто же работал над моим братом? – спрашивает Дженет.
– Доктор Сойер. Уинстон Сойер. Очень образованный человек.
– Можно нам с ним поговорить? – встреваю я.
– Разумеется. Если он согласится. – Тон сержанта призван напомнить мне, что иностранные журналисты в Нассау не пользуются ни малейшим влиянием. И доктор Сойер вправе послать меня ко всем чертям.
Тут Дженет подает голос:
– Можно мне получить копию полицейского рапорта?
Она все-таки вспомнила, слава богу.
И вот тут сержант Уимс занервничал. Он начинает ерзать на стуле, как будто у него еж в заднице.
– Ну, мне сначала надо…
– Это же мой брат, в конце концов, – обрывает его Дженет. – В посольстве сказали, что я имею право.
Прекрасно. Не зря мы репетировали. Разумеется, ни в каком посольстве мы не были.
– Конечно, конечно. – Уимс в спешке начинает перечитывать отчет, как будто собирается вычеркнуть половину по пути к ксероксу. Он медленно встает из-за стола (все еще читая) и говорит: – Сейчас вернусь, мисс Траш. Одну минуту.
Как только он уходит, я победно подмигиваю Дженет.
Молодой сержант возвращается, она забирает у него отчет и пробегает глазами. Мы с Уимсом храним неловкое молчание. Затем Дженет складывает документ и сует в сумку. Вся в слезах, она встает и просит ее извинить. Это не притворство.
Я жду пару секунд, потом говорю Уимсу:
– Ей нелегко с этим смириться.
– Да, понимаю.
– Вы уверены, что это был несчастный случай?
Он убежденно кивает:
– У нас есть показания обоих свидетелей, миссис Стомарти и мистера Бёрнса, если я правильно запомнил имена. Детали сошлись, – говорит Уимс. – Боюсь, ее брат потерял ориентацию на глубине и не смог вернуться на яхту. Такое случается даже с опытными дайверами, поверьте мне. Если бы вы знали, как часто это происходит…
– А вам не показалось странным, что мистер Стомарти не бросил свой акваланг и не попытался всплыть на поверхность?
Уимс откидывается на спинку стула и цедит сквозь зубы:
– Признаться, нет, мистер Таггер. Некоторые люди ждут до последнего. Другие впадают в панику. Такие трагедии происходят из-за помутнения рассудка.
Неожиданно резкий тон сержанта говорит о том, что он от меня уже устал.
Я встаю и благодарю его за то, что он любезно уделил нам время.
– Кстати, а кто допрашивал миссис Стомарти?
– Я.
– На яхте?
– Да, но позже. Когда они уже пришвартовались в Чаб-Кэй.
– А она не говорила ничего такого про свое дурное предчувствие в то утро? Или про то, что она умоляла мужа не нырять к обломкам самолета?
Уимс скептически качает головой:
– Нет, не говорила. Я бы наверняка запомнил.
– А она не упоминала, что мистер Стомарти неважно себя
Уимс заинтригован:
– В каком смысле неважно?
– Пищевое отравление, – поясняю я. – Отравился рыбной похлебкой.
Уимс фыркает от смеха и встает:
– Нет, мистер Таггер. Откуда вы это взяли?
– Почему вы смеетесь?
– Именно это ела миссис Стомарти, когда я задавал ей вопросы на яхте, – говорит он. – Рыбную похлебку. Она даже мне предложила тарелочку.
Доктор Сойер согласился принять нас через два часа, и чтобы убить время, мы с Дженет заказываем коктейли с ромом и рыбные сэндвичи в уличном кафе в квартале от Бэй-стрит. Как-то само собой разговор переходит на тему смерти, и оказывается, что на сей счет у нас абсолютно разные философии. Дженет говорит, что верит в реинкарнацию и именно это помогло ей не сломаться после смерти Джимми. Если в двух словах, она считает, что ее брат вернется в этот мир в обличье дельфина или, возможно, Лабрадора.
Я же, в свою очередь, верю, что смерть – это конец пути. Никуда от нее не деться, она едет с тобой в одном поезде.
– А жизнь после смерти? – вопрошает Дженет.
– Не жди от меня откровений! – говорю я. – Хотя…
– Ты веришь в рай?
– Если судить по тому, что я о нем читал, скука там просто смертная. Честно говоря, твоя идея с реинкарнацией мне куда больше нравится. Только один минус – с моим везением я в следующей жизни буду Ширли Маклейн. [42]
42
Ширли Маклейн (р. 1934) – американская театральная и киноактриса.
– Не смейся.
– Или кефалью.
– Это еще что? – спрашивает она.
– Рыбка, чей смысл жизни заключается в том, чтобы стать кормом более крупной и голодной рыбины.
– Джек, ты не понимаешь. Как мне объяснили, не важно, что с тобой произойдет на земле, главное – твоя душа остается целой и невредимой. Будь ты хоть рыбой, хоть бабочкой.
Я возмущенно хрумкаю огурцом.
– Вот, скажем, я превращусь в омара…
– Давай не будем больше говорить об этом.
– И в день открытия сезона охоты на омаров какой-нибудь ныряльщик, пуская пузыри, наколет меня на гарпун. Ты хочешь сказать, я ничего не почувствую? Даже если мою вкусную красную задницу положат в кипящую кастрюлю, моя душа будет в полном порядке? Ты по-честному так считаешь?
– Принесите счет, пожалуйста.
Доктору Уинстону Сойеру восемьдесят семь лет – столько же было Жаку-Иву Кусто, когда он умер.
– Я пгинял больше новогожденных, чем любой дгугой вгач на Багамах, – заявляет он нам с порога.
Мы с Дженет были готовы к этой новости: приемная ломилась от беременных женщин.
– Мы здесь по поводу моего брата, – говорит Дженет.
– А, – кивает доктор Сойер. И продолжает кивать: – Ну да, ну да.
Дженет беспомощно смотрит на меня. Я стараюсь запомнить каждую деталь этой сцены на тот случай, если мне придется об этом писать.