Клинический случай

Хайасен Карл

– Есть идеи?

– Ты уже все для себя решил, да?

Я снова бросаю взгляд на некролог в «Таймс». Мне отрадно видеть, что мой коллега тоже не смог поговорить с багамским следователем. И еще: в статье нет ни малейшего упоминания о «Сердце на мели». Представляю, как Клио взбесится.

– Джек, что ты собираешься делать? – гнет свое Хуан.

– Рыть материал, что же еще. Это моя статья, и я ее напишу.

– Но как? Эмма не отступится…

Он прав. Она не отступится – она сломается. Таков мой план. Хуан волнуется, но я не уверен, за меня или за нее. Может, за нас обоих.

– Что будешь делать? – снова спрашивает он.

– Ну, завтра позвоню в редакцию и скажусь больным, –

отвечаю я.

– Ох.

– Так я смогу попасть на похороны.

– Черт, так я и знал.

– Ты снова улыбаешься, стервец.

– Ага, – соглашается Хуан, – похоже на то.

7

Разумеется, было бы круто, если бы меня взяли в какую-нибудь серьезную ежедневную газету в Майами, Санкт-Петербурге, штат Флорида, или даже (почему бы не помечтать?) в Вашингтоне или Нью-Йорке. Но, видно, не судьба. Это моя пятая газета и наверняка последняя. Я все менее пригоден для этого ремесла.

«Юнион-Реджистер» была основана в 1931 году отцом Макартура Полка; уйдя на пенсию, он завещал ее единственному сыну, при котором она оставалась рентабельной и уважаемой вплоть до того момента, когда три года назад Макартур Полк-младший неожиданно продал ее издательской группе «Мэггад-Фист» за 47 миллионов долларов, выплаченных наличными, акциями и опционами. То был худший день в истории газеты.

«Мэггад-Фист» – это акционерная компания, владеющая двадцатью семью ежедневными газетами по всей стране. Ее президентом и председателем совета директоров является молодой Рэйс Мэггад III, который полагает, что газета может процветать и при этом заниматься низкопробной журналистикой, потому что журналистика высокого полета приносит одни убытки. Рэйс Мэггад III также полагает, что самый простой способ повысить прибыль от издания – сократить расходы на сбор информации. По понятным причинам он не был любим в остальных двадцати шести газетах, которыми владела «Мэггад-Фист». Не полюбили его и в нашей, хотя только один журналист осмелился встать и высказать это ему в лицо – на собрании акционеров в присутствии внештатного корреспондента «Уолл-стрит Джорнал». Вот так – ни больше ни меньше. Замечания были краткими, но злыми, и молодой Рэйс Мэггад III, заядлый игрок в поло, потерял самообладание в присутствии пяти сотен раздраженных инвесторов. Журналиста не могли уволить за наглость (так сказали адвокаты компании). Однако его турнули из престижного отдела журналистских расследований и посадили писать некрологи в надежде, что он не вынесет унижения и подаст в отставку.

Но он в отставку не подал.

Так что нет ничего удивительного в том, что именно на него взвалили это задание – увековечить говнюка, который и явился причиной всех несчастий, обрушившихся на газету. Ибо прошел слух, что Макартур Полк снова при смерти.

Я пишу некрологи о живых знаменитостях. Заранее. А когда человек отходит в мир иной, я разбавляю свой полуфабрикат парой новых абзацев и – в номер. Я начинаю добавлять новые детали, как только сообщают, что клиент «захворал» – на языке газетчиков это означает «на пороге смерти».

Макартур Полк хворает с 1983 года; именно по этой причине я не заготовил для него предварительного некролога. Старый ублюдок на самом деле вовсе не умирает – ему просто нравится, как в больнице все вокруг него бегают. Сейчас его примерно в одиннадцатый раз положили в отделение интенсивной терапии в госпитале «Милосердие», из-за чего Эмма и задергалась. И хотя Полк больше не является владельцем «Юнион-Реджистер», он – столп общества и, что гораздо важнее, у него крупный пакет акций «Мэггад-Фист». Когда его некролог наконец увидит свет, его внимательно прочтут все высоколобые

говнюки из руководства нашей газеты, люди, от которых зависит будущее Эммы. Вот почему она считает, что должна приложить руку к его проводам. Она хочет, чтобы некролог был блестящим, трогательным, незабываемым. Ей нужен шедевр, и она требует, чтобы я его создал.

Поэтому я нарочно показываю, насколько мне плевать. Лично мне от смерти Макартура Полка ни горячо, ни холодно, nada. [28] Я мог бы часок поколдовать над своими вырезками и состряпать некролог, который был бы и остроумным, и красочным, и пикантным – жемчужиной в своем роде. И он бы хранился у меня в компьютере вплоть до того момента, когда старикан наконец протянет ноги; в этот день я бы торжественно отправил его по электронной почте тому журналисту, которому поручат его освежить. Именно его подпись появится под некрологом, опубликованным на первой полосе. А в самом низу, курсивом и в скобках, меня, возможно, укажут в числе тех, кто оказался «при участии» в создании статьи.

28

Никак, ничто (исп.).

Так уж у нас тут заведено. Как только появляется шанс, что статья пойдет на первую полосу, материал у меня отбирают. И все равно я ни разу не счел за труд напечатать свою собственную подпись жирным шрифтом:

Джек Таггер,

штатный журналист

Чтобы стереть мое имя из статьи, Эмме сначала придется выделить его в тексте. Мне нравится думать, что эта рутинная операция наполняет ее душу стыдом, но кто знает.

Ей даны четкие указания. Она знает про мой конфликт с Рэйсом Мэггадом III; все в газете знают.

То, что я все никак не увольняюсь, должно быть, раздражает Эмму – за исключением, конечно, тех редких дней, когда ей требуется первоклассный автор некрологов, как в случае с Макартуром Полком. Одна жалкая ошибка, одна опечатка, одна корявая фраза – и прощай Эммина карьера; так, по крайней мере, она думает. Она как-то поделилась со мной, что Старина Полк – это что-то вроде бога. Он и есть газета.

И все равно в приступе жадности продал ее язычникам с Уолл-стрит, напомнил я Эмме. Она поежилась и приложила палец к губам.

Каждое утро она спрашивает меня, как там некролог старикана, и каждое утро я отвечаю, что еще не начинал – и она, естественно, бесится. Сегодня я еще даже не успел вылезти из кровати, а телефон уже трезвонит.

– Джек, это Эмма.

– Доброе утро, солнце мое.

– Мистеру Полку стало хуже, – информирует она.

– Мне тоже. Надо же, какое совпадение.

– Я не шучу.

– Я тоже. Я подхватил какой-то желудочный вирус, – говорю я, – и боюсь, не смогу сегодня прийти.

Долгая пауза – Эмма пытается совладать с охватившими ее противоречивыми чувствами. Она, конечно, рада насладиться мирным – вследствие моего отсутствия – утром, но я ей нужен.

– Ты вызывал врача? – спрашивает она.

– Вызову, как только выну голову из унитаза. Обещаю.

Отвратительная картина заставляет Эмму замолчать еще на некоторое время.

– Я тебе перезвоню, – говорю я.

– Джек, подожди.

Тут я издаю стон, достойный жертвы дизентерии в запущенной форме.

– Они там в «Милосердии» подключили Старину Полка к аппарату, – лепечет Эмма. – Они говорят, сердце и легкие могут отказать в любой момент.

– К какому аппарату?

– Господи боже мой, откуда я-то знаю?