Клиника Сперанского
Шрифт:
Дернув шеей, как стервятник, тип повернул голову. Новиков увидел гнусную серую рожу (потом уже он понял, что это была маска) с узенькими желтыми глазками, носом-пипкой с двумя черными дырками и хищно оскаленной пастью, из которой обильно торчали заостренные зубы.
Тотчас навалилась слабость, на руках и ногах повисли пудовые гири, заломило в висках и затылке. Новиков выстрелил. Метил в харю, а попал чудищу в горб, оттуда полетели клочья мантии.
Своротив зеркало вместе с тумбочкой, чудище неприятным
Новиков выстрелил еще пару раз и вновь не попал в голову - что-то произошло с глазами, всё плыло, покрывалось черным туманом, потом вроде пошло на восстановление, и он начал жалеть, что стрелял. Этого гада следовало бы сдать живым Кузнецову, чтобы знающие люди определили, что же это за неизвестный науке подвид упыря.
Урод лежал неподвижно, и Новиков присел перед похрипывающим, слабо двигающим конечностями певцом. Слава Богу, жив. Разумеется, перемазался в собственной крови, которая обильно текла носом. Кровь под глазами, в ушах, но мало, процесс завершился, едва начавшись. Что же этот упырь делал? Где-то похоже на спровоцированный инсульт.
Боковым зрением он увидел, что чудище пошевелилось, потом в сторону Новикова стремительно полетело черное облако, оказавшееся мантией, и пока он от этой шелковой мантии освобождался, а заняло это секунды две, три, урода и след простыл.
"Эх, дурак, дурак", - подумал Новиков, теперь уже, задним числом, жалея, что не убил монстра.
Это чучело впредь будет вдвое осторожнее, поди поймай, а жертв от этого не убавится. Кто его знает, в кого оно преображается на улице, не сидит же в подвале или на чердаке. Трансформер чертов, ниндзя недорезанный.
Дешево отделался, сказал он себе, всё еще чувствуя слабость, боль в затылке и неприятную резь в глазах. Этот урод умеет гипнотизировать, как удав лягушку. Хорошо, пистолет был с собой, врукопашную такого не одолеешь. Его, гада, и пуля-то не берет, вон как шустро слинял после трех ранений, от которых обычный человек пластом бы валялся.
Нет, пули свою цель нашли, там, где лежал упырь, имелось смазанное пятно крови.
Новиков позвонил Кузнецову, чтобы тот прислал специалиста взять соскоб крови. "Соскоб, говоришь?
– сказал Кузнецов.
– Сам наскреби сколько сможешь и дуй сюда. Есть разговор".
Всё правильно, кто же будет по всякой ерунде гонять криминалиста.
Тем временем Рубинов перестал хрипеть, открыл мутные невидящие глаза и шепотом ругнулся.
Новиков мокрой тряпкой вытер ему лицо, помог перебраться на антикварный диван, а сам занялся соскобом. Какое там, всё уже впиталось в обшарканный паркет, впору хоть плитки выковыривай. Да нет, ерунда всё это.
– Что это было?
– спросил с дивана Рубинов. Голос у него был слабый, повиновался плохо и дрожал. Чувствуется, переволновался мужик.
–
– осведомился Новиков, подходя.
– Голова как? Печень?
– Как поросячий хвостик, - ответил великан.
– Всё дрожит.
– Вот вы спрашиваете, что это было?
– придвигая к дивану тяжеленный стул и садясь на него, сказал Новиков.
– Давайте восстанавливать вместе и по порядку. Лады?
– Валяйте, - разрешил певец уже более окрепшим голосом.
– Итак, в дверь позвонили, и вы открыли.
– Разумеется, думал - ты образумился. Пузырь еще непочатый, да три тыщи пропить надобно.
Дитё малое. Висел на волоске, а всё шутит.
– Это что?
– сказал Новиков.
– Типа я ушел и тут же вернулся?
– Зачем же тут же, голова садовая. Я еще лег, поспал, я же не трактор без передышки-то.
– Вот-вот, меня интересует, сколько времени этот урод находился у вас?
Новиков намеренно тянул, подводил к внешности упыря плавненько, неторопливо, чтобы ранимый как все творческие люди певец не был травмирован.
– Ну что ты мямлишь?
– сказал Рубинов.
– Сколько времени, сколько времени? Недавно он тут, козел этот. Короче, когда я открыл, то увидел, что... Э-э... А что же я увидел?
– Это человек или не человек?
– Человек. Козлу бы я не открыл рогатому. Такой серенький, тихонький. И в то же время это козел. Тут, понимаешь, такое дело: ни шиша не помню, хоть ты тресни. Вроде бы какой-то тощенький стоял, потом он вдруг весь в черном, страшенный. Я почему-то на полу, потому как ноги не держат. И, чувствую, околеваю.
Новиков вздохнул. Да, это не свидетель, даже не очевидец. Тихонький-то этот мало того, что отводит глаза, так еще и память отшибает.
– Не, ну ты вот тут лоб морщишь, - сказал Рубинов.
– А сам-то его тоже видел. Вот и опиши.
– То, что я видел, описанию не поддается, - вздохнув, ответил Новиков.
– Горб, как будто у него крылья, то есть похож на летучую мышь. Морда соответственная: вампир, гиена. Пасть, как у пиявки. Да вот, кстати.
Поднял с пола шелковую мантию, развернул, обнаружив три рваных пулевых отверстия, на двух со следами запекшейся крови. Подумал: "Это и прихватим, никакого соскоба не нужно", - и сказал:
– Это вместо плаща.
– Вспомнил, - изрёк вдруг певец.
– У него вроде портфельчик был, такой занюханный. Рожу не помню, а портфельчик точно был.
Портфель, тот еще портфелюга, из советских времен, в котором уже пора было хранить старый инструмент или картошку, действительно обнаружился в коридоре. Урод так спешил, что забыл про него.
В нём были: наручники, кожаная плеть, шило, таблетки в пузырьке - какие, предстояло еще определить, судейский свисток.