Клинки и карабины

Манасыпов Дмитрий Юрьевич

– Ненавижу манку, – заявил Чихъ, протягивая тонкий пучок из всех выпущенных ею стрел. – Манку всегда нужно командовать и им наплевать на людей, красавчик, запомни.

– Манку? – Освальд посмотрел на нее, на него. Что-то ему это уже не очень нравилось.

– Лесной дух, – Айна покачала головой, – нас никогда не любили лесные племена.

– Интересно почему, да, красавчик? – Чихъ сплюнул, зло смотря то на нее, то на Освальда.

– Боялись. – ответила Айна. – Вот и весь ответ. Помоги ему найти новое древко и приходи

меня охранять. Буду у родника.

Чихъ, ругаясь сразу двинул в одному ему известную сторону. Освальд, прежде чем догонять тиллвег, окликнул его.

– Чо? – зло бросил дед.

– Почему ты ее слушаешься?

– Она манку, я должен. Иди. – Чихъ махнул рукой и скрылся за широкими и тяжело гнущимися листьями, выше и шире его самого.

Освальд, покосившись на кривозуба, неожиданно вздрогнувшего, вздрогнул сам. Квист, старый, странный и проклятый лес, жил своей жизнью. Падальщики не ждали ухода больших двуногих, падальщики торопились на пир.

Несколько длинных и узких зверьков, смахивающих на хорьков, закованных в гибкую, как елочные чешуйки, броню, уже старательно выгрызали язык хищника. На боках, извиваясь и отдирая хорошо заметные кусочки, вились поблескивающие кольцами многоножки с кривыми жвалами. Недавно мелькавшие над головой красивые изумрудно-переливающиеся крохи-птицы с узкими клювами-шилами, успели выклевать глаза и по одной юркали в широкие ноздри, кажущиеся дышащими. Обтекая ноги Освальда, черными ручейками, решительно двигались колонны больших муравьев.

Жизнь в Квисте, умирая, очень ярко показывала свой круговорот, давая пищу другим жизням.

Дорогу к роднику Освальд вроде запомнил, но нигде не видел Айны. Покрутил головой, пытаясь понять – заблудился, либо нет?

– Я тут.

Он пошел на голос, идущий из-за разлапистого широкого дерева с торчащей половиной корней. Широкие округлые листья, серебристо-алые, уже начали опадать, давая место свежим, сверкающим свежими льдистыми остриями в раскрывающихся почках.

– У меня на поясе в широком кармане полотно и зеленое тесто. Разомни его и дай с полотном.

Освальд не стал спорить, просто нашел нужное. Тесто пахло чем-то приятным, становясь теплее и мягче, из твердого быстро став почти свечным воском у самого пламени. Освальд обошел ствол и протянул ей, стараясь не удивляться. Отворачиваться он и не подумал.

Айна стояла между корней, где родник, бурлясь, затекал в глубокую промоину, почему-то слегка паря. Стояла голышом, светлея золотистым гибким телом на фоне бугристой коры. Темнели и багровели размашистые пятна от удара ветвью, такие, что казалось странным – как тиллвег могла стоять? От крепкой небольшой груди, вспухшей двумя рубцами и до твердой даже на вид задницы – почти сплошной кровоподтек.

А еще ее волосы оказались безумно красивыми. Живой медью липли к гладкой коже, перекатывающимся мускулам, превращающим и без того чудесную

женскую красоту в идеальную.

– Вот так манку всегда и завлекали дураков вроде тебя, красавчик. – сплюнул сзади Чихъ, ни разу не хрустнувший подходя. – Сводили с ума и делали своими рабами.

– Врешь ты все, Лис. – лениво ответила Айна. – И завидуешь, потому как он молод и явно красивее тебя. Освальд, я бы на твоем месте помылась. Полтора дня Квиста пахнут, с непривычки, очень сильно. И точно перебивают смрад дохлого лютобоя.

– Ничего страшного. – Освальд присел у дерева, скинув, наконец, флягу. Спина пела песню страданий и он с ней соглашался. – Потерплю.

– Дурак. – Айна достав из воды зло бьющуюся пиявку с лапами, прижала к круглому и почти черному пятну на левом бедре. Тварь тут же вцепилась, прокусив кожу и обмякнув, на глазах становясь еще темнее и плотнее. – Твое дело.

– Манку даже змеи не кусают, боятся отравиться и помереть. – фыркнул Чихъ. – А кровососки их лечат, боятся, что иначе приколет к дереву и оставит птицам.

– Племена всегда нас боялись и завидовали. Делай рогатину, Лис, хватит трепать языком. Квестор, поможешь мне с мазью?

Она подошла ближе, встала, тряхнув медью, мокро облепившей качнувшуюся упругость. Освальд, чуть не расплескав в стороны совершенно размякшее тесто, кивнул и встал.

– Чихъ из лесного народа, верно?

– Да. Он последний Лис.

– Но у него нет татуировок.

– Конечно, он же Лис, все лисы хитры и могли спокойно уходить за засеки, бродить среди людей, устраивать засады там, где их не ждали.

– Мы не воевали с людьми.

– Ты еще скажи, что не приносили жертвы своим духам, старик.

– Мы никого не убивали и никому не выпускали кровь с кишками.

Айна кивнула.

– И ведь не врет, квестор. Они просто заманивали детей к шаману, а тот направлял их в лес.

Освальд покосился на Чиха, угрюмо прилаживающего к ратовищу наконечник.

– Мы заключили договор с Безантом. – дед оценивающе осмотрел работу, спроворенную очень быстро. – Нас предал кто-то из ваших, красавчик. Выдал с головой народу Амра и народу Вётел. И Лисов не стало, кроме одного глупого мальчишки, ушедшего в ту ночь на праздник весенних костров в деревню. Старейшины нам это разрешали, нам было интересно, мы бросали жребий, уходя по одному.

– Лис не осталось. – Айна, проверив плотно накрученное Освальдом полотно, осталась довольна. – И это не очень хорошо.

– Манку жалеет о Лисах? – Чихъ сплюнул.

– Манку жалеет о помощи твоего племени, тогда нам было чуть проще. Не сильно, но проще.

Чихъ не стал сплевывать, просто встал и ушел куда-то в кусты.

– Помоги.

Айна протянула руку и поднялась, цепко ставя ноги на осклизлые корни, торчащие змеями.

– Спасибо, квестор.

– На Зеленой заставе командует…