Клинки и крылья
Шрифт:
Синна с трудом подавила приступ детского любопытства. Меньше года назад такое же зудящее чувство подтолкнуло её к побегу из замка; но с тех пор оно не возвращалось, и Синна привыкла думать, что оно оставило её, сделав холодной и застывшей изнутри, похожей на большинство леди Дорелии…
Значит, Авьель читает о магических иллюзиях?…
— Вы верите, что сможете изменить всё, миледи. В этом Ваша беда — Вы-то всегда всё знаете, и Ваши представления не могут быть ошибочными… Всё в порядке, я привык.
— Вы забываетесь, господин Авьель.
— Ах, простите! — смуглые руки взметнулись вверх, и на миг Синне почудилось, что между ними затрещала молния. — Должно
— Не слишком-то благородно напоминать мне об этом — несмотря на то, что я всегда буду признательна Вам…
— Не слишком благородно? О, разумеется… Вам трудно вспоминать о минуте своей слабости, не так ли? Вновь приношу извинения. Сколько раз ещё я должен извиниться, чтобы Вы перестали освещать мой уголок своим присутствием?…
Синна переплела пальцы так, что ногти вонзились в ладони, и уставилась в зелёный шёлк платья. Как он смеет напоминать ей об ужасе бунта в Вианте — и о ней самой, дрожащей, испуганной, перепачканной в крови и рвоте?! Кезоррианец своего добился: гнев полыхал в ней, как лесной пожар. Она уже не помнила толком, зачем пришла сюда — зачем она вообще снова и снова сюда приходит… Это уже пахнет унижением, а после подлости Линтьеля она поклялась себе не унижаться ни перед кем.
В том числе перед теми, кто достоин этого.
— Вы со всеми женщинами так жестоки или только со мной, господин Авьель?
Заметив её растерянность, маг будто бы смягчился. По крайней мере, книгу он закрыл — столешница опасно скрипнула, прогнувшись под такой махиной.
— Вам опять хочется, чтобы я признал Вас уникальной?… Миледи, мы это уже обсуждали — и в нашем путешествии, и после. Вы храбрая и неглупая девушка, но я не могу превозносить в Вас ничего, кроме известного имени. Я не Ринцо Алья и не этот его друг, скользкий тип, сторонник Домов… Ир Пинто, если я не ошибаюсь, — Авьель отвернулся, и теперь Синна видела его суровый чеканный профиль на фоне красной обивки стен. Она вдруг почувствовала, что робеет — совершенно как перед отцом или королём Абиальдом. — И с Вами, и с другими я честен. И я не нуждаюсь в постоянных подчёркиваниях того, как Вы мне признательны. Это тешит Вашу гордыню, но не мою.
Синна расцепила замок пальцев и поднялась. Видимо, разговор о стенах и войске Хелт подождёт до следующего раза: сейчас она чересчур близка к тому, чтобы кричать и бросаться мелкими предметами, как рассерженная жена торговца.
— Я повторяю это не для того, чтобы тешить свою гордыню, а для того, чтобы Вы наконец услышали… Впрочем, — она подбавила в улыбку немного печали, — мне, наверное, не стоит на это рассчитывать… Позвольте задать только два вопроса.
Соглашаясь, Авьель молча склонил голову — угрюмый, злобный ворон… Такой гордый и обиженный на весь мир, оторванный от персиковых рощ родного Лоберо. Синне захотелось сходить в храм Льер, чтобы помолиться за него там. А лучше — в храм Шейиза: огонь магу явно ближе; что же остаётся, раз здесь нет святилищ кезоррианских богов… В битве за Энтор он, бесспорно, полезет в самую гущу и не станет себя щадить — может, хотя бы боги его образумят.
— Каковы Ваши успехи в тренировках? Моя помощь ни в чём не требуется?
— Мне требуется исключительно помощь людей с Даром или Отражений, миледи, — тёплые карие глаза опять насмешливо прошлись по ней сверху вниз… Принц крови, не иначе. — Спасибо за заботу, я неплохо помню своё ремесло.
— Рада слышать, — Синна невозмутимо кивнула. — Тогда — второе… Если Вас всё ещё терзают кошмары, я могу поделиться снадобьями. Лекарь
Авьель долго молчал — так необычно долго для него, что Синна встревожилась. Потом встал, почти стукнувшись макушкой о золочёную раму портрета Таллиама Первого. Синне не нравилось лишний раз созерцать его долговязость: рост Авьеля, как и всё в нём, подавлял её, заново напоминая о его невыносимом превосходстве.
— Благодарю, миледи. Время от времени мне и правда снится, как кочевники Шайальдэ напали на мой город… И от памяти о Вианте страдаете не только Вы. Я…
Его перебил отдалённый зов труб. Герольды трубили, должно быть, на стене вокруг дворцового сада; затем их сигнал подхватили другие, и вскоре шум заполнил дворец, сдавив Синне уши. Изящным трубам, которые король Абиальд не так давно ввёл при дворе по примеру Ти'арга, вторил ни на что не похожий, грозно-низкий стон боевых рогов. В коридоре загремели доспехи стражников, забормотали чьи-то голоса. За этой мешаниной Синна едва различила колокола — в городе звонили в храмах Льер и Прародителя.
Авьель побледнел.
— Я должен идти, миледи. Вам стоит вернуться к себе. Заприте покои изнутри и не отпускайте от себя служанку… Если у Вас есть какое-нибудь оружие, держите его под рукой.
Оружие? Он предполагает, что на этот раз альсунгцы могут добраться до самого дворца?… Синна ощутила дурноту.
— Что это значит? Общая тревога?
— Да, — Авьель вышел из-за стола, легко подхватил её под локоть и, не церемонясь, потянул к двери. — Вчера Ваш отец сказал мне, что войско Хелт в дне пути отсюда. Похоже, я наконец-то дождался личной встречи с Белой Королевой…
Синна дёрнулась, попытавшись вытащить руку, но тут же осознала безнадёжность задачи… Как и тогда, на улицах Вианты, у Авьеля неведомо откуда взялась железная сила.
— Вы идёте на стены? Будет штурм?… Я должна быть там, должна хотя бы повидать отца! Отпустите меня!
— Нет, миледи. Я иду на стены, Вы — к себе, — Авьель галантно пропустил её вперёд, но в глазах у него мерцали хищные золотистые искры. Синна заметила, как он вцепился в зеркало на поясе, и желание идти на стены вдруг потускнело… Действительно, она будет мешать там — а мешать Авьелю сейчас просто-напросто опасно. — Если понадобится, я применю к Вам заклятие обездвиженности и принесу туда сам. Мне кажется, мы оба этого не жаждем… Ваш отец знал, что Вы будете рваться на стены, посмотреть на битву, и поэтому дал мне полную свободу действий. Я поклялся, что во время боя Вы будете в безопасности, а клятва Вашему отцу — не пустой звук для меня…
— Для меня тоже, — прошептала Синна и покорно взялась за дверную ручку.
Когда лорд Толмэ со своими людьми и вождь Далавар со своими агхами переправились через реку Зелёную и одолели последний переход, у стен Энтора уже шла перестрелка. Нитлот издали понял это — по крикам, свисту стрел и дыму, висевшему в сумрачном воздухе.
Чуть повреждённые стены Энтора теперь открывались ему с одного из холмов вдоль тракта. Светло-серый камень местами покрыла копоть — трудно сказать, от заклятий или от обычного огня. Лучники редкими рядами стояли между зубцов и скрывались в бойницах, одаривая альсунгцев новыми и новыми залпами. Те тоже не теряли времени даром: карабкались по приставным лестницам (их немало настроили за недели осады, обеднив окрестные перелески) и подтащили к воротам таран — огромное бревно с железным наконечником. Нитлот заметил, что кое-где альсунгцы достигли цели и добрались до верха: завязывалась рукопашная.