Клинки и крылья
Шрифт:
Синна проснулась на рассвете. Точнее, было время рассвета — но солнце укрылось за седыми вихрами туч, и в узкое окно её покоев заглядывала утренняя серая хмарь.
Было не по-весеннему холодно. Прогнувшись в спине, Синна повернулась набок, чтобы собрать в складках простыни остатки ночного тепла. Простыня из тончайшего льна была бледно-зелёной, в тон убранству комнаты, которую отвели для леди Синны эи Заэру. Она заново привыкла к коврам, туалетному столику, тонкому белью и гобеленам на стенах так быстро, будто никогда не приходилось от всего этого отвыкать.
Это был её мир, и она вернулась. Она нежилась в благах, пользуясь
Отец, едва оправившись от своего приступа, приказал поселить её в этих покоях и приставил к ней девушку из королевского штата прислуги. Синна была не единственной леди, нашедшей убежище во дворце на время войны, но у неё одной всегда, как по волшебству, появлялось всё необходимое — вплоть до душистого мыла, засушенных цветов для причёски и румян, о которых другие женщины не смели мечтать. И это в дни, когда все дороги к Энтору перекрыты альсунгскими войсками, когда хлеб и сыр выдаются по весу, а люди в бедных кварталах давно голодают. Стражники, патрулировавшие город днём, как и Когти, которым принадлежали ночи, докладывали лорду Заэру и другим советникам короля, что мастеровые, фермеры и крестьяне из предместий потихоньку начали есть собак и кошек — поскольку другое мясо было им недоступно…
Совесть Синну почему-то не мучила. Возможно, потому, что бесконечно длинные дни пряток от новых Правителей Кезорре и последующего возвращения они с магом Авьелем провели впроголодь. Иногда они вынуждены были обходиться в день одной пшеничной лепёшкой, разломленной надвое. А погрузившись наконец-то в горячую ванну, Синна долго удивлялась тому, как глубоко в её тело въелась грязь…
Юные придворные щёголи и молодые рыцари, наоборот, кипели в праведном гневе. «То ли ещё будет», — вздыхали лорды постарше — те, кто знал, что такое война. Осада тянется не первую неделю, и столица отрезана от всего королевства. Им не остаётся ничего, кроме самоограничения.
«На улице Риандира Второго произошла драка, милорд. Началось всё, кажется, с того, что одна из соседок уличила другую в краже корзинки яиц… Есть жертвы».
«Милорд, жрецы Прародителя опять держат речи на Храмовой площади. Призывают аристократов покаяться и обвиняют их, требуют выдавать больше еды для нищих… Замечены те, кто допускает выкрики в поддержку Хелт, называя её «Белой Королевой, спасительницей простых людей» — однако таких меньшинство, слава Эакану и Шейизу».
«Милорд, утром был пожар в доме верховного судьи. Пламя, к счастью, скоро потушили, но оно успело перекинуться на энторский дом леди Гинто, расположенный по соседству… Объявить это несчастным случаем или происками черни, как Вы считаете?»
Такие доклады Синна выслушивала каждый день, когда помогала отцу в приёмные часы. Потом они заканчивались, и старик, не щадя себя, отправлялся в город — проверить
В рейды по городу лорд её не брал. Как и другим придворным леди, ей воспрещалось покидать дворец, и в этом (только в этом) отец был с нею по-прежнему суров.
При дворе она теперь считалась крайне интересной — девой-героиней, которая пережила множество приключений и опасностей. Лорды и рыцари осыпали её комплиментами, дамы недобро косились, девочки-подростки вздыхали с завистью. Из менестрелей, искусством которых король любил наслаждаться в мирные времена, двое или трое, казалось, готовы были продать себя в рабство на Минши — лишь бы услышать полную историю Синны эи Заэру и переложить её в песни. Пожалуй, это стало бы для них самым надёжным способом прославиться — за неимением новых героических сюжетов о победах, одержанных воинами Дорелии… Но Синна их сторонилась. Во-первых, ей не хотелось ни с кем откровенничать о том, что она пережила. Кезорре напоминало ей теперь совсем не о лаврах, музыке и сладком вине, а Ти'арг — не о Старых горах, уютных городках и Академии. Ни там, ни там она не нашла ничего, кроме крови, лжи и предательства.
А во-вторых, Синна больше не доверяла менестрелям, и её не тянуло к их обществу. То же можно было бы сказать и о магах, если бы…
Если бы не главная язва дворца по имени «господин Авьель из Лоберо».
При мысли о нём Синна улыбнулась, сразу следом поморщилась — и скатилась с постели, поправляя ночную рубашку. Да, альсунгцы за стенами Энтора; да, Хелт ведёт к ним подкрепление — и что же дальше?… Лично она не властна что-то изменить, да уже и не рвётся менять. Пусть ход событий определяет кто угодно — маги или воины, убийцы или короли. Пусть приносятся новые жертвы, если так угодно судьбе. Она леди Заэру, наследница своего отца, и её жизнь продолжается. За ночью приходит новое утро — пусть серое, — и надо бы приказать служанке растопить камин…
Разве что пункт о «наследнице» оказался под угрозой в последнее время. Отец не раз делился с ней безрассудным замыслом — узаконить Ривэна (этого прыщавого мальчишку, оборванца с воровским прошлым!) как своего племянника и сына дяди Ринальда. Синна отнеслась к этой идее без восторга, но пока молчала о своих возражениях. Она вообще поняла, как полезно уметь молчать… Пока очень уж много других забот, а поспорить о семейных делах они с отцом всегда успеют.
Успеют, если Хелт разобьют. Лишь тогда эти споры будут иметь какой-то смысл — после Великой войны…
Синна позвонила в колокольчик на прикроватном столе. Служанка, как выученная гончая, тут же выскочила из смежной комнаты и присела в реверансе.
— Доброе утро, миледи. Прикажете подать воду для умывания?
— Да, Лирти, — Синна зевнула, озабоченно разглядывая в зеркало морщинки у глаз. И когда они появились — неужели в последние месяцы?… — И займись камином.
— Будет сделано, миледи. Какое платье прикажете приготовить?
Синна поразмыслила.
— Тёмно-зелёное — то, что с золотой тесьмой на рукавах.