Клинок Белого Пламени

Тьма Анна

– Мою правнучку, – невесело улыбнулся Ирихор, отступая в сторону и позволяя магистру пройти. – Только тихо.

– Правнучку? – удивилась Алина, не последовав за Дартургом.

Ирихор только кивнул. «Значит, правнучка, а не внучка бога…» – несколько отстраненно подумала воительница.

Альтис смотрел на целителя. Он слишком давно знал этого врачевателя. И слишком хорошо читал по лицам.

– Договаривай, – потребовал он.

Бог-целитель недовольно повел плечом и осторожно ответил:

– Я не уверен, что тебе нужно это знать.

– Позволь мне самому решать, что мне нужно, а что нет, –

холодно потребовал демон.

Целитель колебался еще некоторое время, потом обреченно ответил:

– Она потеряла ребенка…

Альтис закаменел. Внутри него медленно разверзалась бездна. Она потеряла ребенка. Его ребенка. Плавно протянул раскрытую ладонь вперед.

– Отдай мне его душу, – безжизненно произнес демон.

– Альтис… – Ирихор отступил на полшага. – Срок небольшой. Душа еще не успела стать полностью жизнеспособной. Даже с твоим талантом дарить жизнь ты не воскресишь малыша.

– Душу, – коротко повторил Пламенный.

– Ал…

– Отдай. – Лед и сталь прорезались в голосе.

Лицо бога-целителя исказилось болью. Закованная в золото звезда на тонкой цепочке повисла над ладонью Пламенного. Молчаливый поединок меж богом и демоном длился недолго и закончился победой Альтиса. Звезда опустилась в ладонь. Пальцы сжались в кулак. Сорвалось с губ стоном боли и отчаяния:

– Бессмертный!.. Бессмертный…

У богов и демонов рождаются дети, но все они – смертны. Исключения бывали, но их не набралось бы и полутора десятков. Бессмертный ребенок был самым желанным и недостижимым для всех богов и демонов. Киррий, сын Моррия, являл собой очень большую редкость. Дочь Когана – Мирна. Трэновы близнецы-сыновья – Таэрир и Тэалир. Дочка Стримбора, Майтира, родилась смертной, но при этом умудрилась унаследовать от отца принадлежность к стихии. Братья были уверены, что смогут исправить, вылечить смертность маленького, отважного и хулиганского ветерка. Май оказалась похожа на отца только внешне, а характером пошла скорее в дядей, у которых на руках росла. Они не успели. Все дети умерли страшной смертью. И всегда оказывались виновны загранные твари. Сейчас Альтис понимал, что чужие демиурги сознательно уничтожали их детей.

Теперь и у него в ладони живая суть сына. Его мальчик уже получил имя. Атилинар. Атиль, как ласково звала его та, что так и не стала матерью.

Крепко держа в сжатом кулаке нерожденного ребенка, Альтис как никогда ясно видел будущее, которое не случилось.

Первый крик. Счастье матери и отца. Первый смех. Бессонные ночи и колыбельные, сочиненные для маленького, слабого и болезненного младенца. Первый шаг.

…Светлые волосы лезли в глаза, и тоненький как тростинка, хрупкий и гибкий мальчик то и дело сдувал отросшую челку. Глаза у него были синими в золотую крапинку, как океаны, в которых отразилось солнце. На вид ему было лет семь. И он сосредоточенно плавил песок взглядом, превращая хрупкое в долговечное. Башенки замка из песка становились прозрачным стеклом. Альтис сидел чуть в стороне, рисуя угольком по бумаге, любуясь своим ребенком и его кривоватым, неловким творением…

…Светловолосый мальчишка лет девяти стоял на краю обрыва, не решаясь шагнуть. За спиной у него трепетали живые, полупрозрачные эфирные крылья. Как у папы. Такие, о каких он всегда мечтал. Отец подошел

неслышно и обнял сына за плечи.

– Боишься? – негромко спросил он.

Мальчик только кивнул.

– Иди ко мне, – сказал Пламенный, подхватывая сына на руки и распахивая свои крылья. – Полетаем вместе. Так не боишься?

– С тобой не страшно, пап, – легко улыбнулся ребенок. И от его улыбки становилось так тепло…

…Друзья. Юность. Увлечения. Музыка. Искусство. Огонь. Первая любовь. Свобода, которую не ограничивали родители. Безумные ночи в танце у костра под луной. Разочарование и разбитое сердце. Поддержка отца-демона, который поступал вопреки требованиям матери – великой белой леди…

Прекрасное, яркое, такое живое, как радуга в небе, будущее. Какая чудесная у мальчика должна была быть жизнь.

Жизнь, которую оборвали до того, как она успела начаться. До первой любви. Первого полета, шага, смеха. До первого крика…

– Атиль… – всхлипом сорвалось с губ самое любимое во всех мирах имя.

Мертвое имя.

«Серая тропа» легла под ноги сама собой. Он бежал, пока мог, все равно куда, лишь бы подальше от всех. Когда сил не осталось, а дыхание с хрипом раздирало легкие, упал.

Он не позволял себе выплеснуть нестерпимую боль, даже когда умерли братья. Но на такое его выдержки не могло хватить.

…Альтис не помнил, сколько он провел здесь времени и как сюда попал. Глаза резало от соли, горло саднило, голос был сорван, кулаки сбиты. Да и на лбу оказалась ссадина. В ладони по-прежнему зажата звездочка.

Близилось утро. От небольшого озерца, на берегу которого оказался Пламенный, веяло прохладой. Сев на камни, демон бережно освободил суть и личность сына от материальной оболочки, в которую заключил его Ирихор, коснулся губами, согревая дыханием и шепча слова любви и утешения. Сам выплел из лунных лучей новую форму. Повесил себе на шею прекрасную, пушистую серебряную звездочку на очень прочной цепочке.

– Спи, мой маленький. Тебе будут сниться прекрасные сны. Ты проживешь эту жизнь во снах. А я всегда буду рядом. В тебе. Как ты во мне, мой Атиль, мой сын, – шептал демон, с такой лаской и любовью касаясь пушистой звездочки, какую еще никогда никому не дарил.

Сидя на каменистом берегу, он сорванным голосом тихо запел колыбельную. Ту самую колыбельную, которую никогда не сочинил для своего нерожденного малыша. Пел. И плакал от горечи и боли…

Она просыпалась медленно, не спеша открыть глаза, нежась в мягком и теплом одеяле. Утро было довольно прохладным, от открытого окна тянуло свежестью. Под боком завозился Белогор, на этот раз в виде пушистого, теплого кота. Он замурчал, подлез поближе и принялся шершавым языком вылизывать щеку своей хозяйки.

– Белка, отстань, – недовольно отпихнула кота девушка. Потянулась сладко, зевнула и открыла глаза.

Он сидел в удобном кресле у кровати, подперев подбородок ладонью, и просто смотрел на нее, казалось, даже не дыша. Любовался. Марья подумала, что продолжает спать. Удивилась, почему в ее сне любимый так бледен. На лбу свежая ссадина. Он спокоен, как мраморная статуя в храме. Девушка потянулась к своему видению из сна, коснулась рукой, провела пальчиками возле ссадины, по виску, до подбородка.