Клинок инквизиции
Шрифт:
– Она жива!
Он почувствовал едва ли не ликование: наконец удалось спасти хоть одну! Вервольф не успел расправиться с жертвой, они вовремя вспугнули тварь!
Андреас принялся легонько похлопывать девушку по щекам:
– Вставай, красотка, простудишься! Спасти такое очаровательное существо от оборотня, но позволить погибнуть от чахотки было бы непозволительной глупостью.
Девушка тихо застонала, открыла глаза и тут же громко взвизгнула, увидев склонившихся над нею мужчин. Приподнялась на локтях, пытаясь отползти назад, но ничего не вышло – пережитой
– Тише, тише, милая. – Андреас снял плащ, галантно накинул его на плечи несчастной. – Мы не сделаем тебе ничего дурного. Тише. Тише…
Она дрожала и всхлипывала, но не сводила с барона испуганных глаз, словно цеплялась за него взглядом, чтобы не свалиться в безумие. Андреас говорил негромко, ровным тоном, как заклинание повторяя одни и те же простые слова – так обычно успокаивают норовистых лошадей. Наконец девушка немного пришла в себя, вздохнула и попробовала подняться.
– Ну вот и хорошо, – улыбнулся барон, подавая ей руку. – Давай вставать. Как тебя зовут, милая?
– Фрида…
– Фрида, расскажи все, что ты помнишь, – вмешался Дан.
Андреас замахал руками:
– Оставь несчастное дитя, Клинок! Как можно быть таким жестокосердным? Неужели не понимаешь, сколько ей пришлось пережить? – Он заботливо укутал Фриду плащом, приобнял за плечи, поддерживая. – Скажи лучше, где ты живешь, красавица? Мы проводим тебя домой.
Дан бросил на друга сердитый взгляд, выразительно постучал пальцем по лбу: печальный случай с Ирмой был слишком свеж в памяти. Вервольф не оставляет в живых намеченную жертву, вернуть девушку домой означает отдать ее на растерзание. К тому же оборотень наверняка убил или покалечил кого-нибудь из ее родных, тогда от Фриды и как от свидетельницы толку не будет.
– Ах да, – спохватился Андреас. – Лучше тебе пойти с нами, милое дитя.
Фрида растерянно топталась на месте, глядя то на одного, то на другого.
– Именем Господа и властью святой инквизиции приказываю следовать за мной, – подытожил Дан.
По дороге в ратушу они так и не встретили ни одного караульного отряда.
Наутро Дана ждали плохие новости.
– Вставай, Клинок! – уже привычно рявкнул над ухом брат Годфрид. – Брат Яков ждет тебя в своей келье!
Шпренгер сидел за столом, перебирал бумаги. Лицо мрачное, склеры покраснели от недосыпа, правый глаз нервно дергался. В углу на скамье съежилась тощая маленькая монахиня.
– Собирай своих, седлайте коней. Поедем в монастырь святой Бригитты, – проговорил инквизитор. – Мать Анна прислала письмо: три дня назад пропала одна из сестер.
У Дана екнуло сердце. Неужели Настя?..
– Некая сестра Агна, – небрежно продолжил Шпренгер. Бросил косой взгляд на монахиню, та еще ниже опустила голову, страшась гнева инквизитора. – Не так давно сестру Агну подозревали в бесноватости, но мать Анна лично поручилась за нее. Вот что бывает, когда слуги божьи проявляют излишнюю мягкосердечность! Ступай, Клинок.
На душе было тяжело. Неужели подруга стала жертвой вервольфа? Но тело не было найдено. Сбежать
В казарме уже царила утренняя суета. Ученики натягивали обувь, умывались, плеская в лицо ледяной водой из бочки, переговаривались вполголоса.
– Что ты так мрачен, мой дорогой друг? – с улыбкой спросил Андреас.
Одиллия ведь его сестра, вспомнил Дан. Пришлось рассказывать барону о ее исчезновении. Андреас побледнел:
– Моя Одильхен… Любимица всей семьи… Мать будет вне себя от горя…
Настя
Боль сидела в затылке, вонзала щупальца в шею, плечи, раскатывалась слабыми отзвуками по всему телу. Настя с трудом разлепила глаза, но увидела лишь темноту, полную и абсолютную.
Сознание возвращалось тяжело, память не желала просыпаться. Наконец вспомнился подвал, комната с зеленым светом, парящий идол, странные живые стены…
Настя ощупала затылок, пальцы ощутили запекшуюся коркой крови рану. Беспокоила темнота вокруг – настоящая, или, может, она ослепла от удара? Несмотря на боль и страх, она чувствовала какое-то непонятное облегчение. Вскоре поняла: голоса ушли, их не было, никто не шептал на ухо, не пытался завладеть разумом. Впервые за долгое время она могла мыслить свободно, не тратя силы на сопротивление призракам.
Волноваться пришлось недолго: раздался щелчок замка: судя по звуку, ключ повернули два раза против часовой стрелки, и один раз – по, скрип двери, и мрак расступился под светом факела. К Насте подошел высокий человек в темном одеянии. Лицо его было скрыто под маской, голову покрывал глубокий капюшон.
– Кто ты? – простонала Настя.
Человек молча поставил на столик перед нею кувшин с водой и тарелку, на которой лежал большой кусок хлеба и вареное мясо.
– Поешь. Ты должна быть готова. – Голос под маской звучал глухо, невыразительно.
В горле першило. Настя подняла кувшин, стала жадно глотать воду, проливая на платье.
– Поешь, – настаивал человек в маске.
Девушка отщипнула хлеба, прожевала, с трудом проглотила. Горло сжала тошнота. Сотрясение мозга, скорее всего, подумала Настя. По затылку ей здорово врезали.
Незнакомец установил факел в скобы на стене. В красноватом свете Настя разглядела свое новое обиталище – маленькая комната без окон, каменные стены. Холодный очаг в углу, скамья с соломенным тюфяком, служившая постелью. Больше ничего.
Человек склонился над очагом, разжег огонь. Вскоре в комнате потеплело. Он молча вышел, вскоре вернулся в сопровождении двух мужчин, которые принесли и поставили посреди комнаты наполненную горячей водой бочку.
Слуги вышли. Человек в маске навис над Настей, критически оглядел ее:
– Встань.
Она поднялась, с трудом удержалась на ногах: голова закружилась. Человек протянул руку, девушка сжалась – сил сопротивляться не было. Твердые холодные пальцы коснулись щеки, пробежались по шее. Человек одобрительно кивнул, снял с Насти монашескую шапочку, размотал платок, принялся стягивать платье. Она протестующе застонала.