Клинок предателя
Шрифт:
Я даже остановил лошадь.
— То есть ты хочешь вынести ей приговор прежде, чем она совершит преступление? Король бы никогда этого не допустил. Это бы его убило. Это уничтожит и нас.
— А как насчет Тремонди? — спросил он.
— Тремонди? А при чем тут он?
Кест вздохнул.
— Неужели ты до сих пор не понял?
— Представь себе, нет.
Кест ткнул пальцем в повозку, оставшуюся позади.
— Мы знаем, что Тремонди развлекался с женщиной, которая его убила. Кто идеально соответствует вкусам старого извращенца? Валиана. Кто получит выгоду в случае его смерти? Она. Когда мы пришли на рынок
— А ты заставил меня принять его.
— Да, ты ничего не упускаешь, Фалькио, кроме самого очевидного. Как только мы уехали с караваном, удалились от города и людей, которые могли бы поверить в нашу историю, появился Линнийяк со своими рыцарями, и что она сделала? Заставила нас драться с ними голыми руками.
— А могла бы позволить им схватить нас.
— Нет, слишком уж велик шанс, что по пути мы сбежим от них. А так она наверняка бы знала, что мы мертвы. Это она, Фалькио. Она убила Тремонди. Если бы она не пустила в ход эльтеку, мы бы опознали ее. Может быть, именно поэтому она так долго от нас и пряталась: чтобы частично сохранившиеся воспоминания к этому времени окончательно рассеялись.
Парировать было нечем. Кест привел весьма убедительные доводы. Мы признавали людей виновными и с меньшим количеством доказательств, а герцоги, святым известно, вынесли бы нам приговор даже без таких улик. Но мы же должны от них отличаться. Мы должны быть лучше них.
— Все в порядке, Фалькио, — тихо сказал Кест. — Я знаю, что ты не смог бы этого сделать. Да я тебя и не прошу.
— Что сделать? Совершить убийство?
— Все исправить. Но это сделаю я. Сам, в подходящий момент, когда мы окончательно убедимся. Только прошу, ради нашей дружбы, не пытайся остановить меня, когда это произойдет.
Я посмотрел на него.
— И какая же дружба будет у нас после этого?
— Такая же, как была до тех пор, пока мы не стали плащеносцами. Я знаю, что ты любил короля, Фалькио. Я тоже. Но они убили его. Я не дам им растоптать все наши мечты.
«Нет, — подумал я, пришпоривая лошадь. — Они их не растопчут. Мы и сами это сделаем».
Спустя полтора часа я дал сигнал остановить карету. Толпа людей в черном окружила большой дом. В руках у них были пики, все двери и окна на первом этаже они собирались заложить огромными каменными плитами, которые подвозили на телегах, запряженных волами. Тут же стояла еще одна телега с бочками.
Жестом я подозвал Фелтока и спросил:
— Ты понимаешь, что здесь происходит?
— Неужели ты никогда не видел, как происходит осада? — ответил капитан вопросом на вопрос.
Я не придал значения его словам и спешился. Подошел к вознице, сидевшему на телеге с бочками. Тут же двое его товарищей с короткими клинками в руках кинулись мне наперерез, но я спросил их:
— Что здесь происходит?
— А ты как думаешь? В полночь наступит первый день Ганат Калилы, так что не лезь не в свои дела, если не хочешь оказаться среди наших врагов.
Странно. Этот человек упомянул Ганат Калилу или мне послышалось? Потому что если мы действительно прибыли сюда во время Ганат Калилы, то пусть лучше тысячи девственниц–невест проклянут мое имя…
— Простите, — сказал я. — Кажется,
Мечники медленно пошли на меня.
Сзади подошел Фелток, за ним Кест, держа руку на эфесе меча.
— Что он сказал? — спросл Фелток.
— Ганат Калила, — ответил я. — Кровавая неделя. Мы приехали именно в тот день, когда герцог объявил начало Кровавой недели.
— Пять преисподних для болванов, что это вообще такое? Я никогда прежде не бывал в этих краях, парень; если ты это запомнишь, дело пойдет намного быстрее.
— Ганат Калила — это такой рижуйский обычай, — пояснил я. — Нынешний герцог привез ее откуда–то с востока, кажется, из Авареса. Они называют это Кровавой неделей, потому что в течение семи дней нет никаких правил, кроме одного — ты теряешь все, что не можешь сохранить.
За долгие годы старый вояка повидал много безумия и жестокостей, но это окончательно огорошило Фелтока.
— И на деле что? Тот, у кого самое большое войско, получает все? Да тут же настоящая бойня начнется!
— Герцогу это и нравится, — заметил я.
— Бойня не всегда начинается, — сказал Кест. — Я читал правила, и они довольно сложные. Несколько попечительств и союзов следят за тем, чтобы большинство людей получило защиту вышестоящего покровителя, который, в свою очередь, тоже имеет вышестоящего покровителя, а тот…
— Имеет протекцию герцога. Таким образом он стрижет шерсть со своих овец, так?
— Угу, а иногда герцог просто объявляет имена тех, кого он не собирается защищать, понимаешь?
Фелток кивнул.
— Значит, в Рижу объявили охотничий сезон на пару–другую бедных мерзавцев.
— Не такие уж они и бедные, — сказал я, кивнув на дом.
Элегантное строение в рижуйском стиле, и довольно хорошо укрепленное. Наверняка у них есть луки и, может, даже пистоли. Осаждавшие в доспехах принялись подвозить каменные плиты к дверям и окнам.
— Не пойму, зачем нужны эти плиты, — сказал Кест.
— Огонь, — ответил Фелток. — Они собираются выкурить жителей.
— Скорее сжечь их заживо, — добавил я.
— А может, построят для них замечательный новый дом прямо на улице, — весело сказал кто–то позади нас. Шивалль выбрался из повозки, за ним последовала Валиана. Они прикладывались к маленьким чашечкам с каким–то бурлящим напитком.
— Фелток, — сказала она. — Я не хочу разочаровать своего благословенного отца–герцога. Мы должны воссоединиться с ним сегодня же.
Мы с Кестом переглянулись. Она прибыла сюда для подтверждения и признания родословной, значит, ей уже исполнилось восемнадцать. Если она и впрямь наследница двух правителей, то девятнадцать лет назад Джиллард, герцог Рижуйский, втайне был женат на Патриане, герцогине Херворской, пусть и не слишком долго. Вероятно, они почти сразу развелись, потому что вскоре он воссоединился со своей нынешней супругой. Зачать ребенка, а затем немедленно расстаться, чтобы жениться на другой, несколько странно, но вполне возможно. Полагаю, в этом был некий извращенный замысел, если они собирались втайне вырастить принцессу королевской крови. Только это означает, что заговор состоялся задолго до того, как Пэлис занял трон, еще во времена правления Греггора, что само по себе несколько бессмысленно — как король Греггор их вполне устраивал. Он позволял герцогам править своими землями как им вздумается.