Клото. Жребий брошен
Шрифт:
Звучат словно приговор.
Зазвонил стационарный телефон. Женя нехотя повернулась в его сторону и произнесла:
— Ах ты сволочь… Решил меня до сумасшествия довести, что ли?
С этими словами она вытянула ногу — вставать не хотелось, да и сил не было — и скинула телефонную трубку на пол. Тоже мне, завоеватель городов и покоритель женщин…
Внезапно прорвавшаяся злость на Давида лишила ее остатков сил. Уже засыпая, Женя стащила с себя платье и повалилась на подушки — истомленное массажем
Ей снилась огромная оранжевая лягушка, грот, из которого она никак не могла найти выход, потом какая-то погоня, клубы дыма и стремительное падение вертолета.
Она проснулась от страшного чувства падения в бездну. Перевела дух, хотела было встать, чтобы налить себе стакан воды, как вдруг поняла: в комнате накурено. Здесь кто-то есть. Кто-то чужой. В ужасе — словно досматривая наяву ночной кошмар — Женя увидела, что в кресле прямо напротив нее сидит совершенно незнакомый мужчина.
— Кто вы? — спросила она шепотом.
Он встал и направился прямо к ней. Женя закричала, он быстро метнулся к ней и зажал ей рот рукой.
— Тихо, Женечка, не кричи, — сказал он по-русски, — ничего плохого я не сделаю…
Он подождал немного, потом отнял руку от Жениного лица и, удостоверившись, что она не станет больше кричать, спокойно сел обратно в кресло.
— Кто вы? — повторила свой вопрос Женя. — Как вы сюда попали?
— Ты забыла закрыть дверь, — ответил он.
— Я вас спрашиваю: кто вы такой и что вам нужно?! — снова почти выкрикнула Женя.
Он приложил палец к губам, призывая ее утихнуть.
Насмерть перепуганная Женя, натянув одеяло до самых глаз, смотрела на него широко распахнутыми от испуга глазами. И вдруг незнакомец засмеялся — негромко, как-то по-доброму. Смех этот показался Жене знакомым…
— Зачем же ты косу остригла? — спросил он ее.
— Что? — не поняла Женя и осеклась…
Это было невозможно, немыслимо, непостижимо. И тем не менее это было так: в Тель-Авиве, в квартире, принадлежащей Моссаду, прямо напротив нее сидел Дима.
Глава 6
Женя смотрела во все глаза и — не могла поверить.
Человек в кресле слегка улыбался ее растерянности и просто ждал. А она все смотрела и смотрела. Пока наконец ее разум не согласился признать: сидящий напротив нее чуть полноватый мужчина лет тридцати с усталым лицом и высокий, худой, пронзительно-зеленоглазый восемнадцатилетний юноша — одно и то же лицо. Дима. Ее Дима…
— Ну, вижу, узнала, — рассмеялся этот новый взрослый Дима. И в его погрубевшем голосе, в его смехе Женя с трудом, но все-таки услышала особые интонации. Лицо может измениться много раз — но голос, манера говорить… Эти неуловимые постороннему глазу черты человек несет через всю свою жизнь.
— Как? — выдохнула она,
— А чего тут понимать…
Дима встал с кресла и пересел к ней на край кровати.
— Это я, а это — ты…
Он протянул руку и провел тыльной стороной ладони по ее щеке.
— Ох и изменилась же ты, Женька… Ну, давай, что ли, поцелуемся?
Дима притянул ее к себе, обнял и поцеловал в щеку. А она все никак не могла прийти в себя.
— Подожди, — попыталась она высвободиться из его объятий, — я хоть оденусь.
Он рассмеялся.
— Да что ты прям как неродная…
Дима взял ее за голые худые плечи, чуть отстранил от себя, вглядываясь в Женино лицо.
— Ах ты, Женя. Женечка… Как же долго я к тебе шел, как долго…
И впился в ее губы жадным, жарким поцелуем.
— Нет, Дима, подожди, ну… подожди, ну как же так…. — пыталась она высвободиться, чтобы наконец понять, постичь, что случилось невозможное.
Но Димины руки уже жадно стиснули ее тело. Женя даже прийти в себя толком не успела, как ею овладели…
Потом он курил прямо в кровати, а она пыталась справиться со смятением.
Нелепость какая-то, затянувшийся сон… Все случилось так неожиданно, что сейчас ей было откровенно неловко… Какой-то секс спросонья с неизвестным мужчиной…
«Да что же это я, в самом деле! — одернула она себя. — Что значит „с неизвестным“? Это же Дима, мой Дима, случилось чудо — и он ко мне вернулся».
Она посмотрела на его профиль. Да, она помнит, как он курил — глубоко затягиваясь, так, что прорисовываются скулы. «Так не бывает, — стучало в ее голове, — так не бывает».
— Дима…
Первый раз она произнесла его имя вслух.
— Дима, расскажи, — попросила она.
— Ох, Женька, — он потушил сигарету и повернулся к ней лицом. — Одной ночи рассказать обо всем не хватит.
— И все-таки, — снова попросила Женя.
— Понимаешь… Не мог я тогда вернуться — никак не мог. Сначала в армии инцидент один не очень приятный случился. А потом… закрутило меня по жизни. Что мы в этом нашем городке вообще видели? В той же армии: сдернули нас с части и отправили охранять какую-то шишку, и я увидел эту другую жизнь…
— Ты же мог хотя бы написать… — тихо произнесла Женя, чувствуя, как взрываются болью старые раны в душе.
— Эх, Женька, говорю же тебе: завертела меня жизнь, закружила. Но — веришь? — я все время о тебе думал. Было как-то спокойно думать, что где-то там, в Севастополе, есть ты. — Он снова рассмеялся. — А ты, оказывается, в Тель-Авиве!
Он потянулся к ней, поцеловал ее грудь, но Женя не приняла его ласк. Она все еще чувствовала вставший между ними барьер.
— Подожди, — остановила она его.