Клоуны водного цирка
Шрифт:
— Вот скажи — ты против, что ли!? Угол от входа почти не виден, с нами и засядешь.
Курти обратил внимание, что, несмотря на раскормленную физиономию прежде вислые щеки Жака, будто впали, кожа вокруг разбитого носа в красных прожилках, но он все еще старался говорить невозмутимо и как мог, поддерживал образ несгибаемого хозяина положения.
— Нет, не против, только в самом углу места мало. С чего ты взял, что ты мне там нужен. Стой передо мной, — досадливо отвечал Шепелявый.
— Ты кто?! Я диф, жиган, вайхбун среди своих, райбер с малолетства. Мне камера дом. Я здесь закон!
— И половины не понял, но мне и неинтересно, — пожал плечами Шепелявый. — Я тот, кто тебе морду набил. И мне на ваши законы чихать. Или ты, правда, ждешь, что я тебя вперед пропущу, потому что ты на китовой заднице, по твоим словам, чего-то стоишь?
— Да я…
— Да ты никто. Во всяком случае, здесь и сейчас!
— Ты один, нас четверо.
— Я вчера показал, чего вы четверо стоите. Еще раз попробовать хотите? Так сейчас с вами замеса нормального не будет. Любого из вас пальцем ткни, рассыпитесь. Вы еще от вчерашнего не отошли, — Шепелявый насмешливо щелкнул пальцем по оттопыренному уху Сютреля. Тот дернул головой и ненавидяще уставился на наглого здоровяка.
— Я не про то, — Жак, с трудом сдерживал ярость, пытаясь выглядеть невозмутимым и говорил старательно лениво, будто нехотя, — а про то, что ты один, что ли в углу сидеть собираешься? Там трое поместятся. С двери за нарами этот угол и не видно.
— Один? Нет, — Шепелявый оглянулся и показал на него, Курти и уточнил — вот он со мной, и тот мой — он показал на Карела, внимательно их слушавшего.
— У тебя уже кентовка своя?
— Кто своя? Ну да, — он усмехнулся — кентовка. — Я еще и карлика, туда возьму.
— На кой?
— Хочется.
— А раз кентовка, значит, живешь по воровским законам, правильно?
— Отвали, — Шепелявому начинал надоедать разговор, — я тебе все сказал.
— Сказал, — спокойно кивнул Жак, — значит у нас головняк.
— Чего?
— Проблема, — подсказал Курти.
— Понятно. Не у нас, у тебя.
— Нет, у нас, — Жак кивнул снова. — Раз в хвире рамсы, то их разводить надо по понятиям.
— Разводить?
— Решать, — подсказал Курти, — ему стало интересно, чего этот шепелявый амбал, уже второй раз за него заступается?
— Послушай меня гундосый, — Шепелявый начинал откровенно злится, — НАМ не надо ничего разводить. Я уже все и развел, и решил, и даже успел забыть о тебе с компанией.
— Ты сам только что впрягся за этих двоих, — Жак к чему-то вел, но Курти пока не мог понять к чему. Или троих, хотя карла не канает, его дубаки полоскать не дернут, но твоя кентовка против моей. Это расклад. Ты когти точить и на меня, и на моих можешь, это по меткому кидок, но и ты пойми. Ты не вечный, как и все мы, и ты теперь не один. Я не тебя, так кого-то из них достану. Не Карела, так мелкого. Глотку ночью перегрызу и скажу, что крысы ужинали. А зряшка мне с этой картинки до синяка. Мне тебя главное наказать.
Вид у Шепелявого был такой, что сейчас Жака убьет. Он ничего не говорил и у Курти засосало под ложечкой. Сейчас
— Он говорит… — начал Курти.
— Да понял я! — одернул его Шепелявый.
— Страх потерял? — он придвинулся к Жаку вплотную. — И с чего ты взял, что они мне вообще нужны?
— Страх я потерял давно, когда свинью длинную на пустую крутил, а тебе они нужны, я секу, хотя я не догоняю за коим чертом.
— И что ты предлагаешь?
— Рамсы разводить надо. Ставим место в углу на кон. И это будет по понятиям.
— В карты играть? С тобой?! Или твоими приятелями? — Шепелявый рассмеялся, — ну, уж нет.
— Ты меня в шахер-махеры чешешь?!
— Нет, не чешу, но шулером считаю.
— Да я стиры коцаные в руках держал, когда жаба земляная третью ковригу на болоте грызла!!!
— Чего?!!
— Он никогда не играл мечеными картами, — скучно перевел Курти.
— Я тебе на слово верить должен? Нет. Никаких карт не будет.
— А что будет?
— Могу еще раз в морду дать, я же говорил. И я могу делать это каждый раз, если что-то случится с кем-то из моих людей. Каждому из вас. Я даже не буду выяснять, кто именно это сделал. Просто если, например, пацан споткнется на ровном месте и расшибет себе лоб, я буду расшибать лоб каждому из вас.
Жак нарочито ленивой походкой подошел к Шепелявому еще ближе и почти тыча окровавленной повязкой ему в глаз, произнес:
— Твоих людей? Ты пять минут назад имен их не знал.
— Я и сейчас не знаю, как пацана зовут, но это не твое дело и мне надоел этот разговор.
Жак не отходил и продолжал смотреть в глаза здоровяку.
— Ничего, послушай. Ты меня не чухаешь, ты кентовку мою на мысль не схватил, ты не чухаешь ЭТОЙ жизни в хвире. Ты на кулак силен, но ЗДЕСЬ все равно дите. Сколько нам с тобой гнездится, не ты ни я не знаем. Но закон хвиры одинаков. Не я, и не Сютрель со Шпринкой, так кто другой порешат или пацана или кого другого из твоих. Ты же не всех моих знаешь. Кто и сколько? И мы все на Арене можем хвосты склеить, а пацана с Карелом все равно достанут. Это по закону. Нашему закону! И не пугай меня. Ты шкаф — да, об дорогу не убьешь, но и я отступить не могу. И я тебе говорю — ставим место на кон. И это по понятиям! Не хочешь святцы катать, говори, что? Но если в хвире терки, то рамсы решаем на кону. Спор — это игра!
Шепелявый выслушал, так же, не сводя с него глаз, хмыкнул и перевел взгляд.
— Слушай, а это у тебя паук на щеке?
— И чё?
— Ниче. А на другой тогда кто?
— Чего?
— Говорю, у тебя по другой щеке тоже кто-то многоногий ползет.
Глава 7
— Да нет же! Нет! — флюиды содержатся в любом теле и именно они рождают тепло. Человеческое тело, в силу того что оно живое, рождает тепла больше. Мертвое тело, я сейчас про камни, деревья, землю, рождают тепла меньше! — княгиня увлеченно дискутировала.