Клоуны водного цирка
Шрифт:
— Так зачем я тебе? — в грохоте кузницы, Эрик не сразу расслышал, о чем его спрашивают и переспросил.
Они с пареньком стояли в самом конце очереди. Замыкающий процессию крейклинг остался около двери и сосредоточенно пялился в горнило.
— Зачем тебе мои навыки? Хоть я и не понимаю, о чем речь — спросил его еще раз Курти.
— Ты ведь вор, верно? Карманник?
— Правильно ловкач или щипач, можно бабочник или воробей. Шигач или ширмач, если работаешь с байданщиком который понт бьет. Но я человек
— Тогда откуда все это знаешь?
— Плохая компания. Видел, слушал и для себя решил, что никогда таким заниматься не буду. Потому что это плохо. А я человек честный, — парень даже не моргнул ни разу.
Эрик кивнул, убедился, что никто их не слушает и спросил, стараясь говорить негромко:
— Выбраться отсюда хочешь? Сбежать?
— Нас ведут на арену, где ждут зубастые твари больше человеческого роста. Через два часа мы, скорее всего, мертвы будем. Так, что говори быстрее, что бы там ни было.
— Шансов у нас с тобой половина на половину. Не самые худшие шансы, поверь.
— Предположим, что выживем. Дальше что?
— Дальше, мне нужен ключ, который носит Арман на поясе.
Курти выглядел удивленным.
— Арман, это вон тот? Живчик наглый? Командует тут?
— Он.
— Ты где там ключ высмотрел? У меня глаз наметан и то ничего не увидел.
— У тебя глаз наметан на кошельки, а он ключ не на поясе, а под ним носит. Точнее в нем. Видишь пояс-шарф. Ключ он закатывает в него, потом на себя одевает. Так надежнее. Никто не видит, и вытащить сложнее.
— Если никто не видит, то, как ты разглядел?
— Я не разглядел. Так квартирмейстеры на кораблях ключи носят. Значит и он так же. Ему больше нечего там прятать. При его должности это должен быть ключ.
— Дядя, даже если раздобудем ключ, это ничего не изменит. Камера наша открывается только снаружи.
— Я не говорил, что это ключ от камеры.
— Тогда от чего? — удивленно спросил Курти.
Их обоих пихнули в спину. Крейклинг оторвался от созерцания огня и подтолкнул к кузнецу. Арман поприветствовал:
— Любимцы публики. Шепчутся, секретами мастерства делятся. Не могу же я вас разделить.
Цепь сковала правую руку Курти и левую Эрика.
Это был тот же зал, куда их привели в первый раз. Тропические фрески на красных стенах и скульптуры бородача с топором. На столе нарезанные хлеб, сыр. Вино в тонких длинных кувшинах. К ним тут же пристроились. Арман предупредил, чтобы много не пили.
— Вы нужны расслабленные и веселые, а не пьяные и не способные к игре, — после чего опять куда-то исчез.
Курти пить не стал, а вот хлеб с сыром уплетал с удовольствием. Кроме него почти никто не ел. Он, да еще один из «артистов». И кажется по той же причине — не так часто в жизни удавалось за таким столом
— Так вино и не пьешь? — рыжая опять стояла рядом.
Курти не знал как себя с ней вести, поэтому помотал головой.
— Выпей, не так страшно будет.
— Я не пью, — как и прошлый раз сказал Курти.
— Маленький какой, — сказала она тихо и погладила его по голове.
Курти шарахнулся от этого прикосновения, как от удара и ошеломленно посмотрел на нее. Цепь натянулась, Эрик рывком поправил ее и поинтересовался:
— Он не пьет, я пью. Его порция думаю, мне полагается? — и позвенел цепью.
— Прости, дело не в порциях, а в дозе. Даже такому крепышу не надо пьяным идти туда, — она показала на окно, — твоей бесшабашности и без того с избытком хватит.
— Бесшабашности? — удивленно спросил Эрик, — какое слово книжное. Не знаю, чему удивляться, — слову или тому, что ты мою бесшабашность заметила?
— Много о себе не думай лихач. То, как ты орал на публику после игры, что всем запомнилось и всем понравилось. Особенно самой публике.
— Странная публика. Это не нормально.
— Тебя это удивляет? Нормальные люди на такие зрелища не ходят и уж точно не получают от него удовольствия.
— Тогда что ты здесь делаешь?
— Работаю. И я не публика. А ты пока одеваться начинай.
— Обычно я от женщин обратное слышу, — усмехнулся Эрик.
— Кто бы сомневался, — фыркнула рыжая.
— И тебя очаровал?
— Кто бы сомневался, что ты так скажешь, — закончила мысль Оливия.
— Слушай, а Мокрый и правда, твой муж?
— Кто?
— С которым ты у решетки разговаривала. Его теперь так кличут.
— А что его не спросишь?
— С тобой разговаривать интересней.
— Одевайся, — повторила Оливия, — и протянула странную рубаху. Эрик скинул ржавую робу и натянул обнову. Широкие короткие рукава с разрезом, так что одеваться цепь не мешала. Осмотрел себя. Рубаху будто шил сумасшедший портной, ушедший в пьяный загул. Она была соткана из множества разноцветных лоскутов — оранжевого, малинового, зеленого, красного, ярко-синего. В довершение ко всему на спине и груди были пришиты маленькие стекляшки.
— Для чего это?
— Чтоб блестело, — ответила Оливия и обратилась к Курти:
— Теперь ты.
Паренек, странно смотря на нее, переоделся. Потом спросил:
— Что нас ждет на арене?
— Честно не знаю. Сегодня не должно было всего этого быть. Обычный день, обычные игры. Это все для гостей. Кто-то важный приехал. Хотят удивить. Какая-то новая игра, никто не знает, что там будет.
— Быстрее! Почему еще не все одеты?! — Фабрис, как обычно, бледный и с выражением брезгливости на лице стоял у дверей и рассматривал зал.