Клуб, которого не было
Шрифт:
Правильно делает – на прошлой неделе уволили охранника, который проводил наиболее ушлых клабберов за деньги, в обход кассы. Через неделю отправляю к ним засланных казачков с пятисотрублевкой – неужели распознают подвох? Не берут. На следующей неделе отправлю с тысячной купюрой.
– Соня, видеть тебя – радость!
– Не знаю, где тут радость. Я час как должна играть. – Соня потрясает тяжеленной диджейской сумкой. Смеется: Магди с Томасом Бринкманном до сих пор в дороге, график сетов съехал. Ну вот стою, с народом общаюсь. Секундочку! – это не мне, охраннику. – Вот эти трое – по билету или по списку? Список у меня, билетов не видела.
– Они говорят, что выступают сегодня.
Плохо
– Ты на каком танцполе?
– Внизу. Если Магди доедет наконец и поставит мне на смену кого-нибудь.
Сонин друг – Тимур Омар, обладатель одной из самых безразмерных коллекций музыки в Москве: может с равным успехом играть после Coil, De Phazz и Амона Тобина. Коллекции, насколько я знаю, у них с Соней по семейным обстоятельствам пересекаются. Надо будет подняться послушать ее.
Нас толкают со всех сторон – горлышко входа узкое, два часа ночи – для Москвы не время, на входе до сих пор очередь.
– Машина с артистом заехала, – рапортует рация у охраны.
– Я все понимаю, но в списке вы плюс один, а вас пятеро, – невозмутимо улыбается Соня юным барышням в Н amp;М и Cheap Monday.
– Нас Григорий, арт-директор, вписал, что же делать? В первый раз вас вижу, зайки. Опытные девушки, молодцы.
– Григория не видел? – интересуется у меня Соня.
– Не знаю, как он выглядит, – пожимаю плечами.
– Девушки, спасибо, двое из вас проходят, остальные в кассу, пожалуйста. Слушай, дай мохито, тебе мяты туда положили целый куст, просто завидно.
Я убегаю в бар за новым бокалом мохито для Сони – бар недоступен. Пробиться через толпу пытаюсь не только я, но и Олег с артистом. Худой, смуглый, мрачный Бринкманн похож на Мефистофеля. На лацкане пиджака – значок с Чебурашкой. Женат на грузинке, в России – сам не помнит в какой раз, привычное направление. Комически воздымает руки над головой – через толпу не протиснуться. Отправляем через кухню. Исчезают за комнатой посудомоек – и промоутер, и артист довольны аншлагом.
На барной стойке, на самом видном месте, две веселые подруги (не те ли, что ссылались на меня на входе?) сбивают цветастой банковой карточкой белую дорожку.
Оп-с.
Барышни совсем молодые. Их так точно где-нибудь повяжут.
Вот это совсем ни к чему: закрыться из-за драгса по чужой глупости в наши планы не входило. Молча выскакиваю из бара и хватаю первого попавшегося охранника:
– Двое там, на стойке, вот там, в глубине толпы, видите? Очень строго, негромко потребовать, чтобы убрали немедленно. Не отбирать. Не трогать.
Сергеи Ивановичи, где ваша семипудовая агентесса, специалист по запаху наркотиков? Вот у кого бы сейчас катарсис наступил.
Замечаю в толпе плечо Магди. Хватаю. Улыбается:
– Ну а что ты мне предлагаешь? Пройти по залу и попросить, если у кого что в карманах, то пусть не достают?
Магди исчезает. Возвращаюсь к барной стойке. Соня – в очереди за мохито.
– Прости, пожалуйста, закрутился!
– Ерунда, – беззаботно отвечает Соня. – Меня внизу подменили – скоро играть.
– Ты здесь на стойке ничего сейчас не видела?
– Что я должна была увидеть? Танец стриптизерш?
– Типа того. Какие-то сумасшедшие пионерки дорогу раскатали у всех на виду. Лучше бы стриптиз танцевали.
– Ну не зна-а-аю, – хохочет
Человек-многостаночник.
Надо прекратить дергаться по пустякам. Это вообще не моя вечеринка. И жалко, что не моя, – вечеринка хорошая. Народ продолжает подтягиваться. Беру машину и еду домой в одиночестве. Ближе к трем начинаю зевать, никак не могу себя победить.
Хоть танец стриптизерш – мой день закончен.
Солнце шпарит невыносимо – уже час стою в очереди за аккредитацией, после раннего рейса на Копенгаген, после ночной сдачи программы, после попытки хотя бы символически пропылесосить квартиру – в первый и последний раз за месяц. Мне вот перед соседями стыдно квартиру в четыре часа утра пылесосить. Но я все равно пылесошу, потому как другого времени на это нет и не будет. Веснушчатой толстой датчанке, выдающей аккредитации, не стыдно, что я час стоял к ней на улице, – все стоят, крупнейший на континенте фестиваль. Браслет-пропуск на моей руке застегивает туго – давление не померить.
Фестиваль Роскильде – сто тысяч человек, пять огромных сцен, сельская опрятность фермерских домиков, гигантская ажитация и атмосфера сангвинического раздолбайства, разлитая над охристыми полями Зеландии, – как замечательно непохоже это на Лидс или Рединг с их беготней, горами мусора и запредельным количеством полуобнаженных бесформенных английских тел.
Нет-нет, за новыми именами – только в Скандинавию.
В фестивальной книжечке у меня – все ходы записаны. Сегодня Эндрю Уэзеролл (его Магди к нам привозил, я так и не успел посмотреть), Sonic Youth (Игорь привозил их пятнадцать лет назад, в зале было два инвалида, да и группы такой, по правде, никто тогда не знал) и Оззи (просто потому, что это Оззи). В фестивальном расписании мне знакома максимум половина имен. Если от сцены к сцене передвигаться быстро – а не так, как в прошлом году, когда я от The Dresden Dolls не мог час оторваться, – концертов двадцать за сегодня успею обежать. Это спорт, конечно. Но спорт жутко приятный. А я неплохой спортсмен.
– Ай нэ-нэ-нэ-нэ-нэ! – за спиной тихонько раздается что-то знакомое. Пугающе знакомое. Евгений Гудзь возвращается с репетиции.
– Бар – вот там! – со знанием дела показывает на медиазону. – Привет! Наши все там. Ты что будешь?
В медиазоне – бесконечные лавки и шатры между деревьями, как елки убранными компакт-дисками, хоть не вылезай отсюда, – я первым делом натыкаюсь на Ксению. Ксения, золотая медалистка с Сахалина, вместе с фиктивным женихом, обеспеченным социалистом из Копенгагена, собирает в Роскильде пустые пластиковые стаканы. Мы подружились, когда Ксения однажды позвонила мне из Стокгольма и попросила удостоверить ее личность для русского посольства. Выяснилось следующее: Ксения поехала на Ленинградский вокзал провожать шведских друзей в Хельсинки. Друзья сказали: «А поехали с нами, прокатишься!» Ксения, ни загранпаспорта, ни визы: «Легко». Раз спряталась под полкой от русской проводницы, два – от русских пограничников, три – от финских. Проехала по кромке Ботнического залива пол-Скандинавии от Хельсинки до Стокгольма. Подрабатывала волонтером на фестивалях, в детских приютах и домах престарелых. Как надоело (Ксении три месяца на месте просидеть – мука адова), решила обратиться в русское посольство в Стокгольме. Тут-то я ей и пригодился: как раз в Стокгольме сидел. Подписал: «Я, такой-то, Российской Федерации, удостоверяю, что Прилепская Ксения Валерьевна, Российской Федерации, является той, за кого она себя выдает».